Екатерина Великая. Сердце императрицы

Горели все канделябры, и Екатерина вдруг почувствовала себя беспомощной мишенью под дерзкими, любопытными, насмешливыми – а порой сочувственными – взглядами придворных. Елизавета перекрестила ее, поцеловала в лоб, сделала знак – и все словно в одно мгновение удалились. Новобрачная осталась одна.

Ей вдруг стало страшно. Она забралась в постель и уселась, укутавшись в одеяло, прислонившись спиной к высоким подушкам, подтянув колени к подбородку. Глаз не спускала с двери. Смешной и нелепый Петр представился ей вдруг существом грозным, неумолимым… Что ждет ее?..

Однако время шло, а дверь не открывалась, и вершитель ее судьбы не появлялся. Понемногу Екатерина успокоилась, а потом даже заскучала. К тому же невыносимо захотелось спать, но она опасалась, что появившийся наконец муж найдет ее спящую и она будет опозорена.

«Может быть, надо встать? Или все-таки оставаться в постели? Не знаю…»

Около полуночи пришла новая горничная, мадам Кроузе, и объявила, что великий князь заказал себе ужин и ожидает его вместе с приближенными. Екатерина кивнула, не в силах ответить. Значит, пока она считает минуты в ожидании, новоиспеченный супруг пирует с приближенными и слугами! Боль и стыд нахлынули на нее.

Она вытянулась на постели, повернула голову к окну и стала смотреть на ночное небо, на далекие августовские звезды… По всему выходило, что ждать придется долго.

Наверное, она все-таки задремала, потому что совсем некстати перед глазами возникло знакомое лицо с черными глазами и упавшей на лоб прядью волос… Глаза эти смотрели на нее внимательно и очень нежно, она попыталась подойти ближе, но его силуэт вдруг стал размытым… Она протянула к нему руки, но он медленно исчезал и остановить его было невозможно…

– Где моя любезная женушка?

Екатерина подскочила на постели. Сердце бешено колотилось.

Петр стоял над ней, совершенно пьяный, качаясь, без парика, и смотрел на нее сверху вниз каким-то странным, словно очумелым взглядом. В глубине его глаз билось что-то – желание? страх? неуверенность? Но в следующее мгновение Екатерина решила, что это всего лишь обычная наглость, потому что снова раздался его голос:

– Сударыня, подвиньтесь! Мои друзья хотят посмотреть на нас в постели!

И пока пораженная Екатерина, застыв, молча смотрела на него, Петр рухнул в постель рядом с ней и тут же уснул крепким сном…

В следующие ночи никаких неожиданностей для Екатерины тоже не случилось.

Неизвестно, проведала императрица о столь грандиозном афронте своего племянника или нет. Однако балы, маскарады, фейерверки и спектакли сменяли друг друга в разукрашенной столице так, словно состоялась не свадьба наследника престола, а само его рождение.

Вскоре Елизавете стало мало одного города и празднества накрыли молодой Санкт-Петербург. Пусть в нем еще не так много каменных домов, пусть дворец императрицы весь в лесах, но Елизавета гордится своей столицей. Здесь празднование началось с необыкновенной речной прогулки: ботик, выстроенный великим царем Петром, бережно водрузили на баркас. К мачте прикрепили портрет императора, творца новой России, а его дочь в морской офицерской форме встала у самой мачты. Следом за баркасом выстроились речные суда, каких уже немало было в Северной столице.

Этой речной прогулкой под покровительством Петра Великого, так показалось Екатерине, Елизавета Петровна подтверждала, что именно она наследница великих достоинств своего отца. Однако вскоре новоиспеченной великой княгине начали приедаться бесконечные празднества. Особенно ее разочаровали балы, где совершенно не было видно молодежи. Ей приходилось танцевать одни и те же кадрили с одними и теми же кавалерами, которым перевалило за шестьдесят, «большинство из них подагрики, хромые или вовсе развалины». Хотелось ей сблизиться с великим князем, но, как она запишет в дневнике, «мой дорогой супруг совсем мною не интересовался и вечно терся среди слуг, заставлял их выполнять военные упражнения, играл в солдатики, да переодевался по двадцать раз на дню в мундиры разных полков. А я скучала, зевала и не с кем было словом обменяться, одни представления». Новая камер-дама, уже упомянутая госпожа Кроузе, устроила на молоденьких горничных, чья болтовня развлекала Екатерину, подлинную травлю. Им запрещалось отныне вести себя с великой княгиней «сан фасон», то есть попросту. «Ужасно, – записала Екатерина, – они смотрят на меня затравленными лисами и молча… Как страшно это молчание!..»

Из «Собственноручных записок императрицы Екатерины II»

Тут кончились частыя посещения великаго князя. Он велел одному слуге прямо сказать мне, что живет слишком далеко от меня, чтобы часто приходить ко мне; я отлично почувствовала, как он мало занят мною и как мало я любима; мое самолюбие и тщеславие страдали от этого втайне, но я была слишком горда, чтобы жаловаться; я считала бы себя униженной, если бы мне выразили участие, которое я могла бы принять за жалость…