Екатерина Великая. Сердце императрицы

– С кем – ты слышала, Катенька. Ванька говорил: руками машет, по покоям бегает – ну, да ты государя лучше меня знаешь – и кричит: не ведаю, от кого она все рожает, я уж и забыл, когда знал ее.

– Мерзавец, – чуть слышно прошептала Екатерина.

– Того хуже, Катя: Лизка Воронцова теперь для него идеал – и супруги, и государыни. Она, мол, меня одна понимает, и манеры у нее утонченней, чем у Катьки моей, и губки с носиком милее. Петр Иванович об этом особо говорил.

Екатерина едва удержалась, чтобы не схватиться за живот, отозвавшийся вдруг жгучей болью. С трудом выпрямилась, взглянула на подругу. Серые глаза уже не смеялись, смотрели серьезно и с беспокойством.

Ребенок… Сейчас надо успокоиться. Потом…

– Спасибо тебе, Пашенька.

– Что-то бледна ты очень, Катя… Прости, я расстроила, плохо тебе?

– Погоди, погоди. Что еще граф говорил?

– Гневался он очень… и муж, и папенька – они тоже злы были, ой как злы… Хочет, говорят, – прости, Катя, – вместо законной супруги, матери наследника, Лизку свою, вертихвостку, на престол посадить.

Померкло солнце. Не было больше ни рыбок, ни трелей птиц, ни ветра, ни свежей листвы.

– Лизка с ним вместе и день и ночь – да ты знаешь, матушка. Пьют, гуляют… В карты играли вчера. Твоя Машка Чоглокова тоже теперь там отирается.

Как ни была подавлена Екатерина, не смогла удержать смешка. Как только похоронили Елизавету, она сама, своей волей, как жена царя, отослала ненавистную соглядатайку от своего двора.

– И все бурчат, все-то бурчат: нет нам жизни теперь, Катерина хочет все под себя подгрести, все ей мало.

– Мало мне все, значит?

«Правда все. Слышала, давно слышала, только верить не хотела… Верно говорила Елизавета Петровна, глуп оказался Петруша-то наш. Ой как глуп…»

– Спасибо тебе, Паша. Ты… иди пока. Одна я побуду. Мне подумать надо.

Прасковья ушла, а Екатерина еще долго сидела на мраморной скамейке, глядя ей вслед и думая о своем…

О таких речах и настроениях она знала давно. Недаром старалась, с первого дня при дворе императрицы Елизаветы стремилась завести знакомства, связи, снискать уважение, искала покровителей, сторонников и защитников. Таковых было теперь немало.

«Удивительна неосмотрительность его. Ведь знает, что все станет мне известно тут же, стоит ему и Лизке только подумать о чем-нибудь… Знает, и что же? Столь низок и мерзок стал, что не стыдится открыто заявлять о своей подлости».

Хоть бы родить скорее… Пока она в тягости, руки связаны. Однако Петр, чего доброго, дождавшись появления ребенка, открыто обвинит ее в измене и вправду сошлет подальше. С него станется…

«Лизку в царицы. Договорился до чего, надо же! И мопсинку свою небось возле трона посадит, они с Лизкой друг друга стоят – глупы да без дела тявкают…»

Что же делать? Паша могла, конечно, и преувеличить, но вот граф Шувалов – это серьезно, это уж как пить дать правда. А Ванька, ежели ему все доложил, не дурак, совсем не дурак.

«Нужно немедленно поговорить с Орловыми, с Паниным. Говорили они мне, эх, говорили… Ну да ладно, разговоры разговорами, а чтоб решиться на такое, много силы надобно. Хлипок Петр, не хватит его на такое дело».

Екатерина поднялась и быстрыми шагами пошла к выходу из сада. Сегодня будет много дел…

Большой зал дворца гудел: наконец был заключен долгожданный мир с Пруссией, и его величество давал торжественный обед. Екатерина всегда любила празднества и даже сейчас, в последние недели беременности, хотя ей было уже тяжеловато стоять и она быстро уставала, в предвкушении веселья пребывала в приподнятом настроении. Молодая царица была в тяжелом бархатном платье цвета морской волны с темно-зеленой отделкой и кружевами; платье необыкновенно шло ей. Напудренные парики вельмож, платья дам, лакеи с подносами мелькали перед ней, будто в калейдоскопе, она улыбалась, игриво кивала, кокетливо обмахивалась веером, поблескивала глазами и с удовольствием поддерживала легкую беседу то с одним, то с другим высоким гостем.

– Рада видеть вас, месье Шарди.

– Слышала о ваших приключениях во время поездки в Италию, господин Креймер… Право же, вы избежали стольких опасностей.

– Согласна с вами, леди Буржет… Воистину неисповедимы пути Господни. Кто знает, куда заведет нас судьба.

Зал поражал великолепием. Чудесные гобелены со сценами охоты на стенах, прекрасная роспись и позолота… Столы, за которые вскоре пригласили гостей, ломились от яств. По левую руку от Екатерины сидел принц датский, по правую – принц бельгийский.

Уже шел второй час пиршества, когда, держа в одной руке бокал вина, а в другой вилку с куском бифштекса, поднялся полупьяный Петр.

– Выпьем за Пруссию! – провозгласил он, качаясь и размахивая вилкой. – Нет страны лучше Пруссии, и нет императора, чье величие сравнилось бы с гением Фридриха Великого!

Иностранные дипломаты переглянулись.

– Мы, – продолжал Петр, – я и моя жена, гордимся тем, что принадлежим к одним из самых славных родов Пруссии! Дражайшая супруга, – обратился он теперь напрямую к Екатерине, – вставай и выпьем за эту страну, как издавна пили за нее наши предки!