Екатерина Великая (Том 1)

Ровно град разорвался залп. Попадали мужики. А первее всех – Куроптев Феофан, Архангелогородского полку солдат российский в зелёном кафтане; треуголка, пулями прицеленная, отлетела в сторону.

А остальные мужики, кто уцелел, руки подняли, на колени пали.

Не взяли Куроптева ни пули, ни ядра в честном бою, а пал он от русской пули, что направлена была рукою майора Михельсона.И после залпа настала в Левашовке тишина. Только ветер по нивам летит, нивы зреют, берёзки ветвями качают, ровно рукава опустили, лес зелёный шумит.

А потом и ночь настала.

А барин Левашов в Москве, за самоваром да ватрушками сидючи, головой качал:

– Ай, ай, ай… Лизонька, что же это? Из деревни пишет старый староста Селивёрст, что мужики нашего Густава Адамыча порешили, что бунт был, да, спасибо, солдат пригнали из Тулы… А кто всех взбунтовал? Да солдат, что с войны пришёл, Куроптев. Помнишь? Как теперь в деревню ехать? Густав Адамыч – вот управитель был зверь! Надо будет нового немца из пленных поискать… Лизонька, налей-ка мне ещё чашечку… Ах, ватрушки хороши…

Глава двенадцатая ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

И та же самая ночь, что пролетела тогда над Левашовкой с зарёй да с остатними соловьями, проплывала и над Петергофом, только тут была она белей. Белым зеркалом лежал залив – и в нём плыло отражённое розовое облачко да большая лайба… Петергоф, известно, – увеселительный императорский дом для пребывания царей в летнее время, – царям веселье очень было надобно…

В Петергофе рощи большие насажены, в рощах – гроты для отдыха уединённого, парки стриженые, в парках – статуи мраморные, фонтаны разные бронзовые, водомёты, каскады и многие другие к увеселению служащие мероприятия.

А в шесть утра 28 июня солнце плыло над зелёными газонами Нижнего сада, где в павильоне «Монплезир»[58] почивала спокойно императрица Екатерина Алексеевна.

Ранним утром не было в Петергофе на улицах да на дорогах ни полиции, ни охраны. По дороге из Петербурга четвёркой лошадей не спеша катилась большая карета. Карета подъехала к «Монплезиру», из неё вылез Алексей Григорьевич Орлов[59], брат Григория, любовника Фике. Рослый, широкоплечий, он с удовольствием потянулся – ноги затекли, тащились всю ночь – тридцать вёрст не шутка! За ним вылез Бибиков.

– Ну, иди, что ли! – сказал он.

Орлов быстро встряхнулся, пошёл в пристройку голландского дома, что строил ещё Пётр Великий. В маленьких комнатах было сонно, душно, пусто. Орлов разбудил камер-фрау Шаргородскую и с нею безо всяких церемоний шагнул в спальню Фике.

Фике спала, свернувшись кошечкой под голубым с гербами атласным одеялом. У туалета было уже приготовлено к утру розовое пышное платье.

Сегодня был канун именин императора Петра Фёдоровича, царь обещал приехать обедать в Петергофский дворец из Ораниенбаума, из своего Петерштадта, чтобы потом переночевать и завтра праздновать на открытом лёгком воздухе именины. Обед был заказан на сто двенадцать персон.

Орлов покосился на платье, хмыкнул и тронул государыню за белое плечо.

– Ваше величество!– сказал он совершенно спокойным голосом. – Пора вставать!

Фике, открыв глаза, села, придерживая на груди рубашку.

– Всё готово в Петербурге!

– Но что это значит? – воскликнула императрица вполголоса. – В чём дело? Почему?

Было ведь условлено, что заговорщики начнут действовать, когда император Пётр уедет из России воевать с Данией.

– Капитан Пасек[60] арестован! – многозначительно сказал Орлов.

– Уходите, я оденусь!

Через пять минут императрица в обычном своём чёрном платье выходила из дворца.

– Прошу, ваше величество! – сказал Орлов, распахивая дверцу кареты.

Фике села в карету, с нею Шаргородская. Алексей Орлов вскочил на козлы, рядом с кучером, Бибиков[61] и камер-лакей Екатерины Шкурин стали на запятках.

– Гони вовсю! – бросил Орлов кучеру.

Лошади поскакали.

Алексей Орлов, нагнувшись с козел, передавал в переднее окошко происшествия вчерашнего дня.

– Ещё позавчера, – рассказывал он, – капрал Преображенского полка Фомин подошёл на плацу к майору Измайлову да спрашивает:

«Когда же наконец уберут этого чёрта императора?»

Майор заорал на капрала, арестовал его, доложил командиру роты, тот – командиру полка, полковнику Ушакову. Дело было к вечеру, а утром Фомина представили на допрос. Фомин рассказал, что он уже спрашивал о том же самом у капитана Пассека, тот тоже накричал на него, но никому ничего об этом не донёс. Доложили императору в Ораниенбауме, тот приказал арестовать Пассека. Приказ был получен в Петербурге в 12 часов дня, но арест состоялся только вечером – затянули свои люди. Так как Пассек был в заговоре, остальным заговорщикам приходилось торопиться, чтобы дело не провалить. Сам Григорий Орлов бросился к княгине Дашковой[62], которая тоже знала, что «что-то затеяно», но что – не знала. Орлов рассказал ей про арест Пассека и уверил её, что это никаких последствий иметь не будет, Дашкова успокоилась и ничего не предпринимала.