Екатерина Великая (Том 1)

Был тихий и прекрасный летний рассвет. Море блистало, как серебро. Пахло смолою, водорослями и рыбой. В тридцати шагах от галеры были каменные ряжи и деревянные эстакады пристани. На пристани солдаты и матросы и с ними мичман в белом расстёгнутом кафтане. И первая мысль у Императора была: «Почему они не спят? Ведь так ещё рано»… К пристани нельзя подойти, гавань перегорожена цепью – боном. У бона, зацепившись крюком за мокрое, точно золотое в утренних лучах бревно, стояла шлюпка с яхты.

– Эй, слушай на бастионе, – кричали со шлюпки так, как будто бы бастион был невесть как далеко. В утренней тишине по воде голос гулко летел и раздавался в воздухе.

– Есть на бастионе, – так же громко отвечали с пристани.

– Отдай боны, пропусти галеру и яхту.

– Проваливай, покудова цел… Есть приказ – никого в Кронштадт не пропускать.

Император подошёл к носу, стал у полощущегося императорского штандарта, весь ясно видный, с голубою лентою через плечо.

– Мой приказ, – кричит он хриплым, срывающимся на визг голосом. – Я, Император Пётр Третий, оный приказ отдал, я оный приказ и отменяю. Повелеваю сейчас же пропустить меня.

На пристани произошло движение. Солдаты каких-то напольных полков в кафтанах на опашь бежали к самой воде. Шомполами забивали пули в мушкеты. Мичман по камням спустился на ряж, вошёл в воду по колено. Он совсем близко от Государя. Государю видно его бледное, пухлое лицо, его злые глаза. Он кричит на Государя, и в его глазах горит какой-то страшный дерзновенный восторг.

– Императора Петра Третьего над нами нет… Есть Самодержица Екатерина Вторая… Вот!.. Её приказ, слышали, её приказ гавань запереть… Никого не пускать!.. А кто высадится, хотя сам бывший император, того, арестовав, доставить в Санкт-Петербург.

Нос галеры плавно качается вверх и вниз, и Государю кажется, что почва уходит у него из под ног, и он не знает, что делать. Сзади него истерично хохочет и плачет Елизавета Романовна.

С пристани солдаты машут ружьями и грубо кричат:

– Галеры прочь!.. Галеры прочь!..

Их крик, как удары по лицу, как свист хлыста, в них несмываемое оскорбление… Слышно, как в Кронштадте барабаны бьют тревогу.

Шлюпка, причаленная у бонов, возвращается к яхте. На той берут парус к ветру и выбирают якорь. На галере табанят вёслами, отходя от бонов. Кажется, что пристань уплывает от галеры. Жёсткий, дерзновенный, грубый крик преследует Императора:

– Галеры прочь!..

Император приказывает взять курс на Ораниенбаум и сам кричит на яхту, где за старшего был обер-егермейстер Нарышкин, чтобы и яхта следовала за галерой, но там или не слышали, или не хотели слышать. Яхта легла на бейдевинд и пошла прямо в Петергоф… К Императрице.

Государь спустился в каюту. Там, как-то нелепо при дневном свете, тускло и коптя, горит масляный корабельный фонарь. Воронцова лежит на полу на ковре и плачет навзрыд. Графиня Брюс подошла к Государю, взяла его под руку и довела до дивана. Император опустился на него и закрыл глаза.

Ему всё было – всё равно. Всё пропало, и страшная последняя усталость охватила его. Голова не работала, и он тупо ждал, что будет дальше.

Так пролежал в состоянии полного безразличия Государь около часа, потом поднялся, осмотрелся, как бы не понимая, что же происходит и почему он находится в тесной каюте галеры, провёл рукою по парику, поправил его и приказал всем бывшим на палубе спуститься к нему. В каюте стало тесно и душно. Ближе всех к Государю был Миних.

– Фельдмаршал, – слабым голосом и как всегда по-немецки сказал Государь, – вы были правы. Мне надо было сразу последовать вашему совету.

Он замолчал. В каюте было слышно, как вяло и неохотно гребли галерные гребцы.

– Миних, вы видели на своём веку много опасностей. Ужели всё пропало?.. Скажите, что придумаете вы?..

– Ваше Величество… Как всё пропало?.. Ничего не пропало. В Пруссии стоит ваша победоносная армия. Король прусский, несомненно, поддержит вас… Вы столько раз являли к нему знаки самой искренней дружбы.

– Дружбы?.. Разве оная ценится?.. Я полагаю, он е ё поддержит?..

– Ваше Величество, направьте путь на Ревель… Возьмите там военный корабль и идите на нём к армии. У вас там восемьдесят тысяч войска, закалённого в боях. Что вам может сделать Императрица с двадцатью тысячами изнеженных гвардейцев?.. Менее чем в полтора месяца я приведу вам государство в полное повиновение. На юге казаки и раскольники станут на вашу сторону… Дерзайте!..

– Скитаться с казаками?.. Воевать?..

– Война есть долг Государей. Вы клялись защищать отечество ваше. Вы обязаны уничтожить крамольные замыслы. За вами – право и закон… Прикажите взять курс на Ревель…

– Фельдмаршал, – тихим голосом сказала сзади Миниха Воронцова. – Кто будет грести?.. Матросы устали… Они ненадёжны… Они никогда не доберутся до Ревеля.

– Елизавета Романовна, посмотрите, сколько нас!.. Молодых и сильных!.. Мы все возьмёмся за вёсла, чтобы спасти Императора и Россию. Мы устроим себе смены!.. Мы догребём! Мы спасём!.. Сие есть наш прямой долг!

– Нам грести?! О!.. О!.. О!..

– Да мы и не умеем!

– Да что он, в самом деле… Фрейлинам грести?..