Екатерина Великая (Том 2)

– Виноват, верно… Но… не совсем… Встаньте. За вину и бранила вас… А за то, что не побоялись, моей пользы ради, себя под ответ подвести, вот, возьмите.

И императрица красивой рукой протянула поражённому секретарю золотую, осыпанную бриллиантами и украшенную её портретом табакерку, из которой государыня нюхала почти всё время, пока читала грозную отповедь Храповицкому.

– Мне?! Мне!! М-ма… матушка ты моя…

И, не имея сил ничего больше сказать, старик так и зарыдал радостными, счастливыми слезами, ловя руку Екатерины, целуя складки её платья.

– Будет на сегодня… Будет, встаньте… С неба слёзы… тут слёзы… Кругом слёзы. Встаньте. Берите. Это вам на память. Я – женщина, и притом пылкая. Часто увлекаюсь. Прошу вас, если заметите мою неосторожность, не выражайте явно своего неудовольствия и не высказывайте замечаний… но раскройте вашу табакерку и понюхайте… позвучнее… Я сейчас пойму и удержусь от того, что вам не нравится. Идёт?

– Раб твой, матушка… Умереть прикажите, ваше величество, – и не задумаюсь!..

– Ну, поживите ещё… сколько придётся. За работу сядем. Что у вас есть? У меня тут тоже набралось кое-что…

Вооружившись очками и своей лупой, Екатерина приступила к просмотру докладов, принесённых Храповицким, слушала его соображения, приводимые справки. Но скоро неотвязная дума овладела её душой.

Отложив в сторону бумаги, снимая очки, она вдруг заговорила своим простым, дружеским тоном:

– Слыхал, что у нас тут делается?

– Да, слыхал, матушка. Ох… слыхал…

– Так это неожиданно… Подумаешь… Я тебе скажу, как это было…

И Екатерина взволнованным голосом передала Храповицкому всё, что произошло между нею и Мамоновым вчера.

– В ответ на моё предложение… когда я придумала так ловко… Une retraite brilliante[133] он вдруг так написал… Посуди сам: каково мне было? Jugez du moment![134]

– Ясно себе представляю, – на хорошем французском языке ответил Храповицкий, – это возмутительное бездушие и дерзость…

– Нет, скорее – глупость и нерешительность. Он опасался… А хуже, что я с самого сентября переносить должна была… Положим, светлейший мне намекал тогда… Я внимания не обратила… Сейчас вот пишу ему… Слушай: «Если зимой тебе открылись – зачем ты мне ясно не сказал тогда? Много бы огорчения излишнего тем прекратилось… Я ничьим тираном никогда не была и принуждение ненавижу. Возможно ли, чтобы вы меня не знали до такой степени и считали за дрянную себялюбицу? Вы исцелили бы меня в минуту, сказав правду, как и теперь оно свершилось. Бог ему судья…»

– Слушать больно, государыня… Так за сердце и берёт… Не стоит он…

– Ясное дело, не стоит. Но и я себя изменить не могу. Нынче сговор… Мы сейчас и кончим с тобой. Ты приготовь указы… на имение для графа… То, что к именинам я собиралась подарить. Теперь свадебным даром будет… И сто тысяч вели приготовить… ему же… Затем… там, в кабинете, получишь десять тысяч особо… Хоть завтра мне их принеси… И ещё… Спроси два перстня… Один получше, с моим портретом… А другой – с камнем. Так, рублей на тысячу… Не забудь… Знать хочешь: для кого? Пока не скажу… Идите с Богом…

Сияющий, важный, как всегда, вышел Храповицкий из покоя.

Даже Захар удивился этой быстрой и полной перемене, как ни привык старый слуга ко всевозможным превращениям при дворе.

Держа в руке недавно пожалованную табакерку, Храповицкий стал среди приёмной, снисходительно поманил Захара, огляделся и негромко заговорил:

– Видишь? Милость какая! Свою, личную мне! С табаком даже… Нюхай… одолжайся. Разрешаю… Вот она, матушка… Богиня, не государыня!.. Богиня, больше ни одного слова…

– Поздравляю, ваше высокопревосходительство…

– Благодарю… хотя и просто превосходительство пока… Не жалуй без неё чинами. Не годится… А вот лучше послушай… скажи… Приказание мне отдано. Секретное пока… Да тебе можно… ты свой… ну, там, Мамонову, дурачку, на абшид – деревеньку душ тысячи две с половиной либо три. Это пустое. И наличными сто тысяч… Мог миллионы получать… И вдруг! Дурак… Это так, по чину ему полагается, при отставке… А скажи: для кого приказано свежих десять тысяч рубликов запасти, принести… И два перстня: с портретом один, другой так?

– Два?.. – Глаза Захара заблестели не то от любопытства, не то от предвкушения какого-то удовольствия. – Уж коли два, так и я вам кой-что скажу. Вы одну половину знаете. Я про другую смекаю… Хоть верного ещё не видно ничего. Стороной дело ведётся… Через Нарышкину, через Анну Никитишну. Так мне думается. Я из коморки своей видел: гулять пошла матушка… И с Нарышкиной. И та ей на какого-то офицера показывала. Знаете его… Ротмистр Зубов, конной гвардии. Начальник караульный. Приметил: приласкали… Совсем не видный человек. Но иные думают, будет взят ко двору… Прямо никто не знает. А я на него подозрение тоже имею.

– На него? Подозрение? Ну, пусть так… Подозрение… Лишь бы радость ей была, нашей матушке…

– Лишь бы повеселела она, болезная! – с сокрушением отозвался Захар.

– Давай Бог!.. Летом дожди незатяжные, сам знаешь…

– Так-то так… Да лето наше, гляди, миновало… Охо-хо-хо…

– Ничего! Ей ли о чём печалиться. Царь-баба!

– Одно слово, всем королям король!