Екатерина Великая (Том 2)

Шуазель побледнел, как будто почуял дыхание вечности.

Оба они и не подозревали, что этот человек уже родился и всего год тому назад подал просьбу о зачислении его в войска русской императрицы, но получил отказ… Теперь он уже сидел в Париже… Создавал планы завоевания Франции, целого мира… И звали его, этого великого выходца из маленькой Корсики, Наполеон Буонапарт! И через девятнадцать лет он поведёт миллион солдат в Россию и там похоронит их!

– Но пока что надо жить, Шуазель, не так ли? Будем же работать и жить… И облегчать по возможности трудный путь другим. Через это меньше шипов попадается каждому на долгой жизненной дороге.

Порывистым движением этот лощёный, осторожный дипломат взял руку императрицы и прижал к губам.

– Благодарю вас, ваше величество, за эту минуту. Я знал великую государыню. Теперь узнал великую, мудрую женщину, которая так же прекрасна, как умна!

– О-ла-ла!.. Признание по всей форме… Но здесь, в этом деловом покое признаний я не принимаю. Для того есть особые уголки. Вы всё, конечно, осмотрели в моём дворце…

– О, государыня… Несколько раз… Такое богатство… Сколько вкуса… Этот Эрмитаж… Зимние сады… Стаи порхающих и поющих птиц… Боскеты… Бессмертные картины… Мрамор… Всё это…

– Всё это – декорум императрицы. Если хотите видеть уголок Екатерины-женщины, я покажу вам то, что могут видеть лишь мои самые близкие, понимаете, близкие друзья… которым я не могу ни в чём отказать, перед которыми не таю ничего, в надежде, что никогда не придётся раскаиваться… что бы ни случилось между нами потом. Я слишком хорошо знаю, как изменчивы чувства людские. Ваш вид особенно напоминает мне о том. Знаете, у вас удивительное сходство с единственным человеком, которого я любила и люблю до сих пор… С Понятовским… А это уж так верно заметил ваш поэт: «Возвращаемся вечно мы к первой любви!..» Пойдёмте… Я вам покажу…

Небольшая дверь, которую миновала Екатерина, томно опираясь на руку смущённого таким неожиданным поворотом кавалера, вела в коридор, полуосвещённый цветной лампой.

Следующая дверь раскрылась без шума.

Шуазель увидел небольшой покой, убранный с восточной роскошью, мехами, коврами, оружием. На стенах висели великолепные портреты, всего около двадцати. Всё мужские лица. Приглядевшись, при свете сильных, но тоже одетых футлярами из цветного стекла ламп, гость узнал черты тех, которые были явно оглашены, как «друзья сердца», фавориты или даже случайные наложники на короткий срок этой загадочной, могучей женщины, в которой всё было сильно, неукротимо, несмотря на её годы.

– Узнаёте? Конечно, не всех… Вот Страхов… Он…

И новая Беатриче повела гостя по лабиринту своих райских воспоминаний…[182]

– А теперь перейдём дальше…

В следующей комнате обстановка была ещё роскошнее, ещё уютнее. Какой-то возбуждающий и бодрый аромат исходил из скрытых кадильниц и лёгкими клубами носился в воздухе, в полутьме.

На стенах висело столько же картин, сколько портретов было в первом покое.

Картины эти эффектно озарялись лучом отдельной лампы при каждой из них, причём свет падал лишь на полотно, как будто из потайного фонаря.

Картины были написаны на мифологические темы самого соблазнительного содержания. И на каждой из них голова женщины напоминала Екатерину. А голова мужчины была снимком с какого-нибудь из тех портретов, которые висели в соседней «галерее сердечных воспоминаний», как называла это сама хозяйка…

У Шуазеля закружилась голова.

Он давно понял, зачем его привели сюда.

И сейчас два сильных чувства окончательно захватили ум и душу осторожного, опытного дипломата и любезника-француза.

Тень Потёмкина, поверженного ревнивым, завистливым Зубовым, выросла перед глазами Шуазеля… Конечно, вытеснить совершенно юного фаворита ему не удастся. На Екатерину нашёл каприз. Она сочла возможным дать волю своей фантазии… Но через день, через неделю она может невольно даже предать его, Шуазеля, более юному и постоянному фавориту Зубову. Что тогда?..

С другой же стороны, ввиду решения герцога остаться навсегда в России, чего желает сама Екатерина, как было бы хорошо «дерзнуть» и потом использовать хорошенько минутный фавор… Быстро всё это проносилось в его уме. Риск большой… Но и ставка крупная… Что, если?..

Он уже незаметно стал вести спутницу к одной из широких восточных кушеток, расставленных вдоль стен.

Но неожиданно новая мысль пришла ему в голову: «Но ведь она так стара!..»

Правда, здесь полутьма… Черты ещё сохранили свою правильность и остатки красоты. Но Шуазель, словно в гипнозе, увидел и то, что скрадывал сейчас искусственный полусвет: морщины, складки… Измятые линии лица и тела…

Зубов, как и всякий другой из русских, видел перед собой скорее нечто высшее, чем простую женщину. И это сознание будило страсть.

Шуазель не был охвачен таким порывом преклонения перед величием власти… Что, если природа мужчины откажется повиноваться внушениям разума?.. Тогда совсем беда…

Во избежание всяких осложнений, кавалер с самым внимательным видом, подойдя к ближайшей картине, стал рассматривать её: