Екатерина Великая

Первое путешествие Екатерина II совершила в 1763 году в Ростов. Это путешествие преследовало не столько познавательные, сколько политические цели. Оно было совершено в канун двух событий церковного характера: секуляризации владений, принадлежавших монастырям и епархиям, а также начавшейся борьбы с противником этой правительственной меры — ростовским архиепископом Арсением Мацеевичем. Поездка была приурочена к освящению раки святого Димитрия Ростовского.

Императрица, готовя неприятный сюрприз духовенству, решила лишний раз показать свою приверженность к православию, почитанию его святынь, свое благочиние и тем самым в какой-то мере обезоружить как Мацеевича, так и его сторонников, втайне не разделявших ее намерений лишить белое и черное духовенство их земельных владений.

Екатерина выехала из Москвы в мае 1763 года. Эта первая поездка запомнилась ей стечением неблагоприятных обстоятельств. Прежде всего, она опасалась, что мощи святого Димитрия стараниями главы епархии Арсения, могут быть перенесены еще до ее приезда. К тому же испортилась погода. Из Переславля-Залесского императрица писала Н. И. Панину: «Ветры, холод и непрестанные дожди с происходящею от того грязью отнимают от нас удовольствие, которое б мы могли при хорошем времени в пути иметь». Переелавль оставил неприятное воспоминание еще одним бытовым неудобством, о котором путешественница сообщила генерал-прокурору А. И. Глебову: «Я получила все ваши посылки, и надеюсь последние доклады скоро к вам возвращать. Ненастье и скука в Переславле равны; дом, в котором я живу, очень велик и хорош и наполнен тараканами»[205].

Из письма к Панину явствует, что во время путешествия Екатерина занималась делами. Одно из них — дело Хитрово, о котором подробнее рассказано выше, не доставило ей радости; оно свидетельствовало о недовольстве в придворной среде слухами о ее намерении скрепить отношения с фаворитом Григорием Орловым брачными узами, а также о ропоте некоторых участников переворота, обойденных наградами. Большой опасности эти разговоры не представляли, но они отвлекали императрицу от вмешательства в дела администрации Ростова, Ярославля и других городов. Кстати, Ярославль, явившийся последним пунктом путешествия, оставил у императрицы благоприятное впечатление: «Город Ярославль всем весьма нравится, и я почитаю его третьим городом из тех, которые я видела в России»[206].

В следующем 1764 году императрица выразила желание познакомиться с западными провинциями империи — Прибалтикой. Из Петербурга она выехала 20 июня, причем эта поездка, как и первая, омрачилась взволновавшими ее тревожными известиями из столицы.

Прибалтийские города радушно встречали императрицу. В Нарве ей довелось выслушать приветственные речи, произнесенные от эстляндского рыцарства и нарвекого бургомистра, а в Ревеле в ее честь были сооружены триумфальные ворота с ласкавшей глаз надписью: «Екатерине II, матери Отечества, несравненной». Императрица не удержалась поделиться своей радостью с главнокомандующим в Петербурге И. И. Неплюевым: «Здесь весьма мне рады и не знают, что затеять, чтоб показать свое удовольствие. Я звана к рыцарству, а другой день к мещанству, и все поистине с великим усердием».

В Ревеле путешественница провела несколько дней, а затем отправилась осматривать Балтийский порт (Рогервик). Путь оказался утомительным — колеса кареты погружались в песок, и 40 верст пришлось преодолевать шагом при изнурительной жаре. Свое раздражение императрица выразила словами: «Уже скучно становища так долго таскаться в дороге».

О путевых невзгодах можно было бы позабыть в Риге, где императрице вновь оказали торжественную встречу, если бы не одно обстоятельство, основательно ее потрясшее. Н. И. Панин прислал ей сообщение о трагедии, разыгравшейся в Шлиссельбурге, где в ночь на 5 июля при попытке освобождения из заточения был убит законный претендент на престол Иоанн Антонович.

Это известие, надо полагать, вызвало у императрицы два противоположных чувства: чувство радости — навечно исчез главный и последний претендент на трон, но радость, глубоко скрываемую от посторонних, омрачало и подавляло чувство страха, уверенность (как позже выяснилось, необоснованная) в том, что Мирович действовал не один, что в заговоре участвовало множество офицеров.

Казалось бы, императрица, получив тревожное известие, должна была немедленно мчаться в столицу, чтобы предотвратить грозившую беду. Екатерина, однако, проявила свойственную ей железную выдержку — она мобилизовала волю, продолжала расточать улыбки, выслушивать приветственные речи, выражать полное спокойствие. В ответе Панину, от которого Екатерина не скрывала одолевавших ее страхов и сомнений, она писала: «Искра кроется в пепле, то не в Шлиссельбурге, но в Петербурге»[207].