Екатерина Великая

Это письмо было не первым: в конце 1789 года Румянцев также жаловался императрице на болезни. Как видим, его пребывание в Яссах обусловливалось не какой-либо прихотью, но тяжелым недугом. Но ни первое, ни второе письмо Румянцева нисколько не тронули императрицу. Отношение Екатерины к сподвижнику, создававшему ей славу, явствует из ее письма к Потемкину 29 августа 1790 года: «Касательно до фельдмаршала Румянцева и его пребывания под разными выдумками в Молдавии, я думаю, что всего лутче послать ему сказать, что легко случиться может, что турки его вывезут к себе скоро, ежели он не уедет заранее. А ежели сие не поможет, то послать к нему конвой, который бы его, сберегая, выпроводил. Но воистину, ради службы прежней сберегаю, колико можно из одной благодарности и памятуя заслуги его персоны, а предки мои инако бы поступили»[258]. Екатерина права — ее предшественники и предшественницы сурово бы расправились с ослушником царских повелений, тем более что Румянцев выехал из Бессарабии только в 1792 году. Но должно заметить, что фельдмаршал не заслуживал преследования императрицы, слывшей просвещенной монархиней.

Кампания 1789 года ознаменовалась двумя крупными победами, причем обе были достигнуты совместными действиями союзных войск, которыми командовал Суворов. 21 июля при Фокшанах армия турок была разгромлена союзниками. Победа эта примечательна еще и тем, что корпус Суворова, к которому австрийский генерал Кобург обратился с просьбой оказать срочную помощь, преодолел расстояние в 60 верст, отделявшее его от австрийской армии, за 28 часов. Иосиф II отправил благодарственное письмо Суворову: «Принц Кобург не может довольно нахвалиться благоразумною и храброю помощью вашей и всего вашего корпуса».

Сражение продолжалось девять часов вследствие того, что часть турецкой пехоты, как доносил Суворов Потемкину, «заперлась в крепком Фокшанском монастыре». «Варвары, — писал Суворов, — побежали стремглав на речку Бузео и на Рымник к Бухаресту; легкие войска за ними гнались, многих рассеянных и кроющихся побили, на обеих сих дорогах получили в добыч брошенных ими по несколько сот повозок с военной аммуницией, разными припасами и вещьми, как и многое число скота».

Верховный визирь, зная малочисленность армий Суворова и Кобурга, решил отомстить за поражение при Фокшанах. Собрав у Браилова 90-тысячную армию, он двинул ее в междуречье Рымни и Рымника, чтобы дать сражение союзникам. Сражение началось на рассвете 11 сентября и вновь закончилось полной победой союзных войск. План сражения составил Суворов, которого Кобург называл своим учителем. Победителям достались огромные трофеи — до четырех тысяч повозок с припасами, 81 орудие, сто знамен и прочее.

В реляции Потемкину от 11 сентября 1789 года Суворов описал панику, охватившую неприятельские войска: «Во время баталии верховный визирь особою своею под лесом Крынгу-Мейлор обретался. Когда оттуда изгнали его войско, поехал он на рыбницкий лагерь и останавливаясь неоднократно, при молитве возвышал алкоран и увещевал их бегущих сражение обновить, но они его слушать не хотели, отвечая, что стоять не могут. По прибытии его в лагерь учинил он на своих выстрелов пушечных до 10 без успеха и после того поспешно отъехал по Браиловской дороге»[259].

Победителей ожидали щедрые награды. Екатерина пожаловала Суворову и Кобургу бриллиантовые шпаги с лавровыми венками и надписью «Победителю визиря». Суворов был возведен в графское достоинство с наименованием «Рымникский». «К графу Суворову, — извещала Екатерина 18 октября Потемкина, — хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерия Егорья Большого Креста посылаю по твоей просьбе: он того достоин»[260].

По мнению военного историка А. Н. Петрова, после Рымникской победы союзной армии был открыт практически беспрепятственный путь к Константинополю. Вместо этого Потемкин велел атаковать сравнительно мелкие крепости в устье Днестра: Аккерман, Бендеры. Другой ошибкой Потемкина А. Н. Петров считал неуважительное отношение к австрийцам, пренебрежительная оценка их роли в совместных действиях. В то время как Суворов установил с Кобургом дружеские отношения, строго соблюдал взятые на себя обязательства, Потемкин даже не удостаивал ответом многочисленные письма Кобурга с изложением планов дальнейших действий. В этой связи Кобург жаловался Суворову в марте 1790 года: «Можете ли вы себе представить, что все мои письма к князю Потемкину относительно общего движения на Дунай к Константинополю, а также по поводу замирения, писанные с тою откровенностью и бескорыстною ревностью во имя общего блага, которыми я горжусь, несмотря на то, что были писаны с соблюдением самой утонченной вежливости, остались без ответа»[261].