Екатерина Великая

У Екатерины Романовны появилась возможность часто общаться с великой княгиней Екатериной Алексеевной. Великая княгиня обладала даром чарующей улыбкой располагать к себе людей, и она воспользовалась этим, чтобы прочно привязать к себе молодую даму, начитавшуюся трудов французских просветителей, мечтавшую о процветании страны и уверенную в неспособности наследника обеспечить это процветание. Более того, Дашкову крайне беспокоило и будущее ее кумира — великой княгини, над которой нависла серьезная угроза оказаться в заточении в каком-либо отдаленном монастыре: Петр Федорович не скрывал своего намерения жениться на своей фаворитке, родной сестре Екатерины Романовны, графине Елизавете Романовне Воронцовой.

В декабрьскую ночь 1761 года Дашкова совершила поступок, близкий к тому, что произошел ранее в Москве: зная, что дни императрицы Елизаветы Петровны сочтены, Екатерина Романовна, будучи больной, тайком отправилась к великой княгине, чтобы предложить свои услуги. «Ваше высочество, — объясняла Дашкова причину своего тайного визита, — я не могла дольше противиться потребности узнать, какими средствами можно рассеять грозовые тучи, которые собираются над вашей головой. Ради Бога, доверьтесь мне, я заслуживаю вашего доверия и надеюсь стать еще более достойной его. Скажите, какие у вас планы? Чем вы думаете обеспечить свою безопасность? Императрице остается всего несколько дней, может быть, несколько часов жизни, могу ли я быть вам полезной? Скажите мне, что мне делать?»[443] Екатерина Алексеевна вполне оценила преданность и верность темпераментной посетительницы, но, будучи опытной интриганкой, проявила осторожность и не стала раскрывать ни секретов подготовки переворота, ни тем более называть фамилии офицеров, готовых пожертвовать головой ради свержения Петра Федоровича, который через несколько дней должен был стать обладателем короны. Между собеседницами произошла трогательная сцена расставания.

После осуществления переворота между двумя честолюбивыми Екатеринами произошла размолвка относительно степени участия в событиях и роли, выполняемой каждой из них в памятный день 28 июня 1762 года.

В интерпретации Дашковой именно она, Екатерина Романовна, возглавила заговор или во всяком случае была главным действующим лицом, обеспечившим Екатерине Алексеевне трон. Приписываемую себе роль руководителя «революции», как называла переворот Дашкова, она не скрывала от окружающих, и ее невоздержанный язык привел к охлаждению со стороны Екатерины Алексеевны, провозглашенной императрицей.

Ей, взрослой женщине, отнюдь не импонировал распространяемый Дашковой слух, что она получила корону благодаря усилиям восемнадцатилетней дамы, решительность и распорядительность которой и обеспечили успех перевороту.

Размолвка обозначилась сразу же после переворота, о чем можно судить по письму, отправленному Екатериной II 2 августа 1762 года Станиславу Понятовскому. Из письма явствует, что переворот — дело ее, Екатерины Алексеевны, рук: «Все делалось под моим руководством», заявляла императрица своему бывшему фавориту и тут же опровергала слухи, распространяемые Дашковой. «Княгиня Дашкова, младшая сестра Елизаветы Воронцовой, хотя и желает приписать себе всю честь, так как была знакома с некоторыми из главарей, не была в чести по причине своего родства и своего девятнадцатилетнего возраста и не внушала никому доверия. Хотя она уверяет, что все ко мне проходило через ее руки, однако все лица (бывшие в заговоре) имели сношения со мной в течение шести месяцев прежде, чем она узнала только их имена»[444].

Много лет спустя после переворота, когда обе Екатерины взялись за перо, чтобы писать воспоминания, они придерживались первоначальных версий своего участия в свержении Петра III. Императрица в «Записках» уделила полторы страницы описанию участия княгини в перевороте. Отрывок начинается словами: «Вот какое участие принимала княгиня Дашкова в этом событии». Далее следует рассказ о том, что многие офицеры, не имея прямого доступа к великой княгине и зная о привязанности к ней княгини Дашковой, общались с Екатериной через нее. При этом «Екатерина никогда не называла княгине Орловых, чтобы отнюдь не рисковать их именами; большое рвение княгини и ее молодость заставляли опасаться, чтобы в толпе ее знакомых не нашелся кто-нибудь, кто неожиданно не выдал бы дела». Императрица признавала отвагу Дашковой, проявленную во время переворота, но считала, что «она ничего бы не порешала; у нее было больше льстецов, чем кредита, и характер ее семьи вызывал всегда известное недоверие» (дядя — канцлер Петра III, а сестра Елизавета — фаворитка императора)[445].