Екатерина Воронина

Из трех детей капитана Воронина только Катя продолжала фамильную профессию. Кирилл остался в армии, уже подполковник. Виктор решил стать юристом. Когда он объявил о своем намерении отцу, тот, по обыкновению, смолчал, а от бабушки это год скрывали. Узнав же, она обрушилась в письме прежде всего на Анастасию Степановну, которую винила в каждой житейской невзгоде Ивана и его семьи. Анастасия Степановна в душе была довольна выбором сына, оценив его как некое свое торжество над ненавистной свекровью, но не показывала этого, боясь противоречить мужу и старухе. Катя же считала, что каждый волен выбирать себе профессию по своему вкусу.

– Почему же не будет?.. Все будет… Все приготовлю, – озабоченно вздохнула мать и повернулась к Кате: – Как они там, на теплоходе-то?

Катя знала беспредметность этих вопросов: суетой мать заменяет подлинную заботу об отце. Она сдержанно ответила:

– Ничего.

– Ну и слава богу, – вздохнула Анастасия Степановна и пошла на кухню.

Виктор протянул руку к комоду, достал синий, надорванный сбоку конверт.

– На, читай, письмо от бабушки. Дядю Семена освободили.

Катя пробежала глазами строчки, написанные незнакомым почерком человека, которому бабушка диктовала письмо.

Дядя Семен, младший брат отца, был в январе осужден линейным судом на три года заключения по делу об аварии баржи «Кобра», на которой служил шкипером. В этом запутанном деле были замешаны команда баржи, путейцы и команда буксировщика. Родные с нетерпением ожидали решения Верховного суда, куда была подана апелляция. И вот теперь дядя Семен освобожден.

«Здравствуй, дорогой сын Иван! – писала бабушка. – Сообщаю тебе, что пока жива-здорова. В Кадницах наших новостей нет. Какие мужики на зиму приезжали, все уже разъехались. Да и зимовали нонче почитай только Алферовых Ванюшка и Сережка, да еще Вахтуровых отец, да еще в Верхней слободе человека три. Остальные все по затонам.

Иван! Брат твой Семен прислал телеграмму, освободили его, домой едет. Но так понимать надо, что еще будет суд. Думаю, что обойдется, а там как бог даст. Иван! Возле тебя начальство близко, поговорил бы с кем. Неужто в человеке разобраться не могут? Еще до войны такое дело с Ермиловым было, когда за дамбу заскочили. Тоже людей таскали, а вышло, что зря. Потому – ежели лоцманов отменили, то какой может быть порядок, и, кто такое завел, должен и в ответе быть. Боюсь, как бы Дарья-то, баламутная, к нему не поехала, вот и разминутся. Как попутный человек в Кадницы поедет, пришли рассады помидорной. Крыша совсем стала худая. Земянкины летом свою перекрывать будут, тут бы и нашу сделали. Мне от этого дома доходу нету, для вас берегу.

Налоги в марте уплатила. Постановил сельсовет сторожевые взимать по двадцати пяти рублей со двора, да в сторожах председателевой жены отец, Самошкин, так деньги больше на водку, какой из него сторож. Да и ни к чему это, платить не буду, и закона такого нету.

Что писала мне Софья насчет дачников, то боюсь, не угожу. Людям и того и другого надо. Одни съезды и разъезды, а главное – стара стала, и в доме кругом нехватка.

Засим кончаю. Плавать тебе счастливо эту навигацию. По радио все передают насчет канала к Дону, сказывают, без бакенов плавать будете и пароходы электрические. Деткам поклон от меня, от старухи. Витюшку прислал бы на лето, хотя и не соблюдает он фамилию, а все своя кровь.

Твоя мать Екатерина Воронина»

– Наверно, Верховный суд дело отменил и послал на новое рассмотрение, – сказал Виктор. – А как еще линейный решит…

– Раз отменил, значит, в дядину пользу, – ответила Катя. – Прямо гора с плеч! Страшно подумать: дядя Семен – и вдруг тюрьма.

– Я был уверен, что его освободят, – сказал Виктор, – потому что…

– Ну ведь ты все всегда наперед знаешь! Юрист! Нет, а бабушка-то… Лоцманов отменили! Все ей надо! – говорила Катя, радостно улыбаясь, точно слыша властный голос бабушки и представляя ее полную, тяжелую фигуру и крупное, с правильными чертами лицо. – Все ей надо, и никому подчиняться не хочет.

– Я поехал бы к ней на каникулы, – сказал Виктор, – да она опять начнет меня институтом корить. В прошлом году какого-то старца привела, который еще на кабестанах плавал, и давай меня оба разделывать: «Весь род речники – и дед, и прадед – а ты в адвокаты…»

– Мама! – обратилась Катя к вошедшей Анастасии Степановне. – Дядю Семена освободили!

– Да! Уж радость-то! – ответила мать, ставя поднос на стол. – Отцу бы надо передать.

– Папа обрадуется, – сказала Катя, улыбаясь при мысли о том, какую радость принесет это известие отцу.

– Дарьюшке счастье, – отозвалась Анастасия Степановна. – Трое детей на руках.

– Рассаду нужно бабушке послать, – сказала Катя. – Съездить бы надо к ней: как она там одна.

– Да уж надо бы, – сдержанно ответила Анастасия Степановна. – Совсем захирели Кадницы.

– Между прочим, мама, ты не помнишь, в Кадницах жили такие Ледневы? – Уже произнеся эти слова, Катя покраснела: показалось, что и мать и Виктор понимают тайную причину ее вопроса. И она добавила: – У нас в пароходстве начальник Леднев. Папа сказал, что он из Кадниц.