Екатерина Воронина

— Время-то, поди, одиннадцать, — сказала мать, и Катя услыхала звук наливаемого в стакан кипятка, — выспится еще… Чаю попьет и ляжет… Устала, ту ночь и вовсе не спала… Спросить бы — отца-то видала?

— «Керчь» в порту — значит, видала.

— «Керчь» в порту? — спросила мать Катю, когда та вышла к столу.

— В порту.

— Подъехать, что ли, завтра, — вздохнула мать, передавая Кате стакан. — Или ты, может, пирогов ему захватишь? Испеку утром.

Катя знала, что никаких пирогов мать не испечет — чего-нибудь не окажется или времени не хватит.

— Я рано уйду, — не глядя на мать, сказала Катя.

— Виктор, может, подъедет… Поедешь на пристань, Виктор?

— Если будет готово, то возьму, — продолжая смотреть в журнал, ответил Виктор.

В детстве очень маленький, Виктор за последние два года вытянулся и перерос всех в семье: худощавый, еще узкоплечий, всегда в неизменной синей футболке с черным воротником и черными растянувшимися манжетами, которые он машинальным движением подтягивал кверху.

Из трех детей капитана Воронина только Катя продолжала фамильную профессию. Кирилл остался в армии, уже подполковник. Виктор решил стать юристом. Когда он объявил о своем намерении отцу, тог, по обыкновению, смолчал, а от бабушки это год скрывали. Узнав же, обрушилась в письме прежде всего на Анастасию Степановну, которую винила в каждой житейской невзгоде Ивана и его семьи. Анастасия Степановна в душе была довольна выбором сына, оценив его выбор как некое свое торжество над ненавистной свекровью, но не показывала этого, боясь противоречить мужу и старухе. Катя же считала, что каждый волен выбирать себе профессию по своему вкусу.

— Почему же не будет?.. Все будет… Все приготовлю, — озабоченно вздохнула мать и повернулась к Кате: — Как они там, на теплоходе-то?

Катя знала беспредметность этих вопросов: суетой мать заменяет подлинную заботу об отце. Она сдержанно ответила:

— Ничего…

— Ну и слава богу, — вздохнула Анастасия Степановна и пошла на кухню.

Виктор протянул руку к комоду, достал синий, надорванный сбоку конверт.

— На, читай, письмо от бабушки. Дядю Семена освободили.

Катя пробежала глазами строчки, написанные незнакомым почерком человека, которому бабушка диктовала письмо.

Дядя Семен, младший брат отца, был в январе осужден линейным судом на три года заключения по делу об аварии баржи «Кобра», на которой служил шкипером. В этом запутанном деле были замешаны команда баржи, путейцы и команда буксировщика. Родные с нетерпением ожидали решения Верховного суда, куда была подана апелляция. И вот теперь дядя Семен освобожден.

«Здравствуй, дорогой сын Иван! — писала бабушка. — Сообщаю тебе, что пока жива-здорова. В Кадницах наших новостей нет. Какие мужики на зиму приезжали, все уже разъехались. Да и зимовали нонче почитай что только Алферовых Ванюшка и Сережка, да еще Вахтуровых отец, да еще в Верхней слободе человека три. Остальные все по затонам.

Иван! Брат твой Семен прислал телеграмму, освободили его, домой едет. Но так понимать надо, что еще будет суд. Думаю, что обойдется, а там как бог даст. Иван! Возле тебя начальство близко, поговорил бы с кем. Неужто в человеке разобраться не могут? Еще до войны такое дело с Ермиловым было, когда за дамбу заскочили. Тоже людей таскали, а вышло, что зря. Потому — ежели лоцманов отменили, то какой может быть порядок, и, кто такое завел, должен и в ответе быть. Боюсь, как бы Дарья-то, баламутная, к нему не поехала, вот и разминутся. Как попутный человек в Кадницы поедет, пришли рассады помидорной. Крыша совсем стала худая. Земянкины летом свою перекрывать будут, тут бы и нашу сделали. Мне от этого дома доходу нету, для вас берегу.

Налоги в марте уплатила. Постановил сельсовет сторожевые взимать по двадцати пяти рублей со двора, да в сторожах председателевой жены отец, Самошкин, так деньги больше на водку, какой из него сторож. Да и ни к чему это, платить не буду, и закона такого нету.

Что писала мне Софья насчет дачников, то боюсь, не угожу. Людям и того и другого надо. Одни съезды и разъезды, а главное — стара стала, и в доме кругом нехватка.

Засим кончаю. Плавать тебе счастливо эту навигацию. По радио все передают насчет канала к Дону, сказывают, без бакенов плавать будете и пароходы электрические. Деткам поклон от меня, от старухи. Витюшку прислал бы на лето, хотя и не соблюдает он фамилию, а все своя кровь.

Твоя мать Екатерина Воронина»

— Наверно, Верховный суд дело отменил и послал на новое рассмотрение, — сказал Виктор. — А как еще линейный решит…

— Раз отменил, значит, в дядину пользу, — ответила Катя. — Прямо гора с плеч! Страшно подумать: дядя Семен — и вдруг тюрьма.

— Я был уверен, что его освободят, — сказал Виктор, — потому что…

— Ну ведь ты все всегда наперед знаешь! Юрист! Нет, а бабушка-то… Лоцманов отменили! Все ей надо! — говорила Катя, радостно улыбаясь, точно слыша властный голос бабушки и представляя ее полную, тяжелую фигуру и крупное, с тонкими и правильными чертами лицо. — Все ей надо, и никому подчиняться не хочет.