Читаем Екатеринбург - Владивосток (1917-1922) полностью

Оказалось, что несколько дней назад в училище проник какой-то пьяный офицер. Дело было поздним вечером. Юнкера находились в дортуарах.

Пьяница стал скандалить и довёл дело до того, что дежурный офицер отдал приказ юнкерам, в том числе и сыну, арестовать его силой. Офицер этот вытащил револьвер и произвёл несколько выстрелов в юнкеров, но промахнулся. Его арестовали и отвели на гауптвахту.

Сыну в числе нескольких юнкеров пришлось конвоировать его по улицам. Пьяница упирался и дрался.

Вернувшись в училище сильно вспотевшим (окна ночью были открыты). Толя проснулся со скошенным лицом.

Мы сильно перепугались за сына, и я вызвал доктора Крузе.

Результат осмотра был благоприятен. Доктор сказал, что болезнь длительного порядка, но излечима массажем и электричеством.

В Омске остановились, конечно, в банке, в незатейливой комнате, которую раньше занимала прислуга и где ставили самовары.

Вагон с вещами прибыл несколько раньше, что дало нам возможность кое-как её обставить. В этой комнате поместился я с женой и Наташей. Тут же поставили и кровать на случай ночёвки сына.

Мою мать же, приехавшую в Омск дней за десять до нас, устроили в конце непроходного широкого коридора. Старушка жаловалась на это помещение, несмотря на то что её скромный тёмный уголок был предметом зависти многих служащих. Большинство из них не имели собственного угла, спали в операционном зале на полу, а днём находились или на лестнице, или во дворе.

Утром, в семь часов, вся эта компания поднималась и становилась в длинную очередь перед единственной уборной.

Я и моя семья не хотели пользоваться директорской привилегией и стояли в хвосте очереди с полотенцем и мылом в руках.

Конечно, при такой перегруженности и нашей русской неряшливости уборная содержалась грязно, что делало пребывание в ней большим страданием.

Кухня была одна, с небольшой плитой. Пользоваться последней тоже надо было поочередно, что рождало немало ссор между хозяйками.

Я предложил образовать коммунальную столовую, что могло удовлетворить нас всех и дать возможность иметь дешёвый и сытный обед. Первой взялась кухарить Филицата Германовна Прейсфренд. Она давала нам превосходный стол, но несколько жирный. Однако этот опыт пришлось отменить, ибо наша импровизированная кухарка стала обижаться на нас за то, что мы слишком мало едим. Для многих обед казался дорогим, хотя он обходился немного дешевле, чем в кухмистерских, где кормили отвратительно. Наконец, у всех оказались разные вкусы. Дело дошло до обид, и пришлось ликвидировать этот простейший способ коммунизации хозяйства.

— Вот, господа, блестящий пример коммунальной жизни, — торжествовал я, — посмотрим, как «товарищи» справятся с ней в России.

Пришлось опять посещать рестораны и кухмистерские, где обед обходился в шесть — десять рублей, что было и дороже, и скверно, да и кормили несытно.

Дочурка наша со свойственной ей энергией тотчас отправилась к Афанасьеву в Министерство снабжения и продовольствия и, получив там место, рьяно принялась исполнять служебные обязанности, стараясь прилежанием опередить подруг.

Я радовался за дочурку, что тяжёлые дни беженских лишений она сумела скрасить служебными интересами.

В Омске нашлось много беженских семей, близко знакомых нам ещё по Симбирску. Несмотря на убогость комнаты, нас часто навещали, что вносило известный интерес в нашу жизнь. Частенько ходили мы и в синематографы, всегда переполненные народом.

С увеличением населения в Омске появилась масса крыс огромного размера, дерзавших появляться в комнатах даже днём. Стоило в комнате министерства, где работала Комиссия по вопросам денежных реформ, тихо посидеть несколько минут, как из щелей появлялось несколько крыс, быстро исчезавших при первом шуме.

Состояние Толюши быстро шло к выздоровлению.

Приход по воскресным дням юнкеров и нескольких их преподавателей, среди которых оказался Арцыбашев, сын бывшего симбирского вице-губернатора, вносил большое оживление не только в жизнь молодёжи, но и в нашу.

Шевари мне удалось устроить в Министерство финансов, и он занял место секретаря Кармазинского. Я был очень рад, что удалось отблагодарить Шевари за помощь, оказанную при нашем бегстве из Екатеринбурга.

Я довольно близко сошёлся с Николаем Оттовичем Лемке, и мы частенько по вечерам делали порядочные прогулки пешком в окрестности Омска, обычно придерживаясь полотна железной дороги, и изредка ходили купаться в многоводном Иртыше.

Нередко заходили в ресторанчики, где за кружкой пива коротали вечера.

Когда по приезде в Омск я явился к Михайлову, он уже в третий раз стал настаивать на моём вступлении в должность директора Кредитной канцелярии, поскольку теперь я переселился в Омск на постоянное жительство. Но по тем же причинам я опять отказался. Да к тому же носились слухи о скором прибытии из Парижа некоего Новицкого, приглашённого на эту должность с усиленным окладом.

Мне были известны некоторые его доклады по денежному обращению, из коих сквозило плохое знакомство с этими вопросами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары