— Так или иначе, но первые пять лет моего пребывания здесь я никак не мог успокоиться. Затем я влюбился, и все сразу изменилось. Она была очень молода и необыкновенно хороша, и мы страстно полюбили друг друга, тем более что у нас не было надежды на будущее — служащим компании не разрешается жениться на местных женщинах. Но мы полагали, что наша любовь будет долгой, несмотря на этот запрет. Во всяком случае, мы так думали. Правда, она всегда говорила, что однажды мне надоест, но я ей не верил.
— Да и как вы могли не верить, если это была настоящая любовь, — тихо сказала Анна.
— Это была первая любовь, Анна, и она оказалась недолгой. Однако у нас появилась дочь, и, когда она родилась, я чувствовал себя самым счастливым человеком под солнцем. Мы назвали ее Сарой. Сейчас ей шесть лет, и это самое нежное, прелестное и любящее создание на свете.
Анна никогда не видела на мужском лице такой нежности, которая осветила лицо Ричмонда Теккерея, когда он заговорил о своей дочке. Он взял Анну за руку, описывая девчушку с черными глазенками и шелковистыми темными волосами, рассказывая, как она забирается к нему на колени и крепко обвивает его ручонками за шею.
— А ее мать? — спросила Анна. — Как вы могли так измениться, если действительно ее любили?
— Чувство к ее матери не было настоящей любовью, а всего лишь влечением — вот в чем трагедия. Я надеялся, вы меня поймете, но, вероятно, вы лишь ощущаете ко мне пренебрежение за измену моего сердца.
— Я этого не понимаю… Не умею понять. Как я могу оценивать чувства других людей, если только не своим чувством? Когда я кого-то полюблю, это на всю жизнь, — произнесла Анна.
Она высвободила свою руку, и ее вновь охватила печаль, когда она вспомнила Гарри. В ушах у нее снова зазвучал его голос, она как бы ощущала прикосновение золотого кольца, надетого ей на палец. Крепко стиснув руки, Анна пыталась сдержаться, но слезы уже текли у нее по лицу, и она отвернулась от Ричмонда, уткнувшись лицом в спинку дивана.
Он со страхом смотрел на Анну, а потом упал возле нее на колени, умоляя успокоиться. Он никогда не был свидетелем такого сильного горя и винил себя за то, что стал этому причиной.
— Мне следовало бы знать, как вы чувствительны, — сказал он. — И, разумеется, мне не следовало навязывать вам свои признания.
Анна, подавив рыдания, сказала:
— Ричмонд, мне слишком тяжело слышать об умершей любви.
Она была потрясена его признанием, и вместе с тем оно заставило ее еще больше его уважать. По словам матери, мужчины редко признаются в такой связи до женитьбы.
— Что заставило вас открыться мне? — спросила Анна.
— Я хотел, чтобы вы знали о моей дочери, — сказал он. — Я позаботился об обеспечении ее матери и, поскольку надеюсь начать новую жизнь, не бываю в черном городе. С этим покончено. Но я не могу разлучиться с моим ребенком, поэтому я попросил Эмилию забирать ее к себе каждую неделю на пару дней. Тогда я смогу с дочкой видеться.
— Я понимаю, — кивнула Анна.
— Итак, теперь вы знаете все!
Анне было невероятно жаль Ричмонда. Она попыталась представить несчастье, которое причиняет умершая любовь, и не смогла, потому что никогда не утрачивала любви к Гарри. И никогда не утратит.
— Вспоминайте обо мне, Анна, — попросил Ричмонд, уходя.
Анна постоянно думала о нем.
Пришел сезон дождей, которому предшествовали штормы и шквалы; А потом день за днем и ночь за ночью лили непрестанные дожди, превращая сады в топи, а дороги в месиво бурой грязи.
Влажный воздух угнетал не меньше, чем небо без единого проблеска солнца. Анну мутило от постельного белья, которое сушили над костром из тлеющего коровьего навоза, и она постоянно сбрызгивала духами свои носовые платки и перекладывала простыни букетиками сухой лаванды из фэрхемского сада, которые дала ей с собой мисс Бейчер.
Пришли письма из дома, и среди них одно от миссис Бейчер, сообщившей с укоризной о женитьбе Фрэнка Гордона на Эстер Лайсет. Бабушка писала, что Фрэнк Гордон стал кандидатом в члены парламента, и его наверняка изберут, поскольку об этом позаботятся высокопоставленные друзья мистера Лайсета. Фрэнк снял дом на Беркли-сквер, и миссис Эстер Гордон ведет роскошный и беззаботный образ жизни, устраивая дорогостоящие рауты, посещаемые сливками высшего общества. Миссис Бейчер ясно давала понять, что Анна могла вести этот образ жизни, не будь она такой упрямой.
Но у Анны не было ни малейшего желания меняться с кем-либо местами, и, когда со следующей почтой пришло письмо от Эстер, которая, рассказывая о своем счастье, ни словом не обмолвилась о материальных выгодах своего замужества, Анна искренне порадовалась за нее. В конце письма Эстер была приписка, сделанная рукой Фрэнка, и, прочитав ее, она грустно улыбнулась.