Эхо «Марсельезы». Взгляд на Великую французскую революцию через двести лет

Однако ради интереса давайте посмотрим, как пополнялись библиотеки начиная с 1889 года трудами по истории революции [183]. Вот приблизительные данные поступлений в Британский музей (Британскую библиотеку): 1881 — 1900 годы — свыше 150 томов за каждые пять лет, 1901 —1905 — свыше 250 томов, 1906—1910 — свыше 330 томов и 1911 —1915 годы — около 450 томов (рекордное число) [184]. После первой мировой войны сначала поступило по 150—175 томов за каждые пять лет, однако во второй половине 30-х годов — в период деятельности Народного фронта — количество поступлений заметно увеличилось — до 225 томов (что, в отличие от аналогичного роста количества литературы по этой теме в период до 1914 года, не нашло своего отражения в рецензиях литературного приложения к «Таймс»). После второй мировой войны приток литературы снизился, а в 60-х и 70-х годах резко возрос (почти до 300 во второй половине 60-х годов), что нашло свое отражение в сообщениях литературного приложения к «Таймс» за 70-е годы. Можно предположить, что в 80-е годы будет отмечено большее количество трудов, чем перед 1914 годом, что было бы естественно в период празднования двухсотлетия революции, особенно если учесть возможности современных средств массовой информации и рекламы.

И хотя количество публикаций по истории революции является показателем интереса к ней, это еще мало говорит нам о том, что же конкретно интересует писателей и читателей. Для уяснения содержательной стороны полезным может быть обзор биографической литературы. До первой мировой войны выходили в основном книги о королевской семье — Марии-Антуанетте и других ее членах. Они заполняли колонки библиографии и, по-видимому, Отвечали вкусам консервативно и контрреволюционно \98\ настроенных читателей. После первой мировой войны количество книг подобного содержания пошло на убыль, и сегодня на эту тему пишут очень мало. С другой стороны, книги, посвященные отдельным революционным деятелям, писались авторами, придерживавшимися различных политических воззрений. По степени глубины разработки темы книги эти являли весьма пеструю картину — от салонной, развлекательной литературы до серьезных научных трудов. Полезно при этом проследить рост или падение интереса к той или иной личности. О наиболее умеренном из лидеров революции Мирабо больше всего писалось до 1914 года, а затем интерес к нему резко упал. Кто-то из авторов вспомнил о нем в 60-х годах, кто-то — в 80-х, но, в общем-то, после второй мировой войны о нем почти забыли, хотя этот человек был не только одним из лидеров революции, но и известным экономистом, а также писал порнографические романы, что могло бы привлечь к нему внимание [185]. Другой, менее видный, деятель — центрист Дантон привлек к себе наибольшее внимание в 20-х годах, о нем также писали в 1900-х и 30-х годах нынешнего века и — как мы уже видели — в период празднования столетнего юбилея революции.

До 1900-х годов о Робеспьере не вспоминали особенно часто — интерес к нему и к Марату как представителю радикальных якобинцев был примерно одинаковым до середины первого десятилетия нынешнего века. Но затем он стал самым популярным из всех лидеров революции, что отчасти объясняется той ролью, которую он играл в якобинской республике. Тем не менее пик его популярности приходится — и это вряд ли вызывает удивление на вторую половину 30-х годов (годы деятельности Народного фронта), а также на 60—70-е годы. Из крайне левых лидеров Сен-Жюст по популярности все больше и больше обходит Марата, хотя определенный интерес к нему сохранялся со времен Октябрьской революции [186]. До первой мировой войны в Британской библиотеке, кроме собрания сочинений Сен-Жюста, изданного Велле в 1908 году, не было ни одной его или посвященной ему книги против 11 книг о Марате. Интерес к Сен-Жюсту (правда, не нашедший должного отражения в каталогах Британской библиотеки) стал намечаться в 30-е годы, однако — что вполне естественно для политического деятеля, \99\ который (в отличие от Марата) апеллировал в основном к интеллектуалам, — пика он достиг в 70—80-е годы. Другой крайне левый деятель — первый коммунист Бабеф впервые обратил на себя внимание в 30-е годы нынешнего века. Наибольший интерес был проявлен к нему в 60-е (в связи с двухсотлетием со дня рождения) и 70-е годы. Все это говорит о том, что историки революции уделяли наиболее пристальное внимание деятелям левого крыла в 30-е, а затем в 60—70-е годы нынешнего столетия. В обоих случаях это совпадает по времени с ростом влияния коммунистической партии и общей радикализацией общества. На эту закономерность первыми отреагировали не историографы, а политики, когда в начале 40-х годов вишисты объявили книгу Жоржа Лефевра «1789 год» подстрекательской и запретили ее; ныне же интерес к этим вопросам проявляют и политики, и историки [187].