По Лангедоку прошлись с огнем и мечом. Целые города были вырезаны. Сотни мужчин и женщин бросили в костры. Катары попрятались, но не отказались от своей веры. Противостояние продолжалось годами. Местность была покорена, но еретическое учение продолжало существовать, вдохновляемое переменчивым по характеру графом Тулузским. Наконец, ревнителям истинной веры пришлось перейти от битв к осадам, от приступов к казням, и, в конечном итоге, во власти катаров осталось только два замка: Монсегюр и Керибюс, огромный донжон, затерянный в высоких Корбьерах.
В первом из них несколько сотен верных учению людей и окрестные бароны, которых крестоносцы лишили владений, сплотились вокруг двух сотен «совершенных». Руководил ими катарский епископ Бертран Марти. В течение нескольких долгих месяцев осаждающие ломали себе зубы об непобедимую цитадель. Монсегюр оставался целым и невредимым, несмотря на огромную осадную машину, которую никогда не удалось бы втащить по склону и поставить на расстоянии нескольких сотен метров от стен замка. Осада продолжалась бы несколько лет, если бы один человек из деревни не дал слабину, не согласился на подкуп и не показал бы осаждающим тайную тропу. И вот утром 1 марта по равнине разнесся громоподобный звук рога: комендант замка Раймонд де Перелла, унаследовавший Монсегюр от графа де Фуа и защищавший его вместе со своим зятем Пьером-Роже де Мирепуа, объявил о вступлении в переговоры.
В результате договорились о перемирии на пятнадцать дней, а по истечении этого срока замок должен был безоговорочно сдаться. Военные защитники крепости, из уважения к их отваге, могли сохранить жизнь и имущество. А вот еретики должны были быть преданы огню, если, конечно, они не согласятся на отречение. Наступала ночь с 14-го на 15-е. Перемирие истекало 15-го числа, в полночь. На другой день на рассвете войска Гуго дез Арси должны были вступить в Монсегюр.
Было уже далеко за полночь, когда Бернар де Моранси добрался до двора крепости. Подвешенные к стенам, окружавшим двор, горшки с огнем светили сквозь железные решетки. Они освещали груды тряпья, которые на самом деле были людьми, мужчинами и женщинами, спавшими прямо на земле. Людей было слишком много, к тому же погода стояла относительно хорошая, а все дома с внешней стороны замка были уничтожены. Все спали где придется, и удушающий застоявшийся запах немытых тел ударил в нос Бертрану.
В нижнем этаже донжона отверстия для лучников были забиты тряпками из-за холода. Было светло, слышался сдержанный гул молитв. Все как обычно, ибо Бертран Марти и «совершенные» никогда не прерывали своих молитв.
И все-таки чем-то эта ночь отличалась от остальных. Все, кто не стоял в карауле, собрались вокруг епископа. В первом ряду стояла Экслармонда. Она была рядом со своей матерью Корбой и бабушкой Маркезией де Лантар, которая считалась одной из «совершенных». Сердце Моранси вдруг замерло в груди, когда он увидел, что девушка, подталкиваемая матерью и бабушкой (а также епископом, который был ее духовным отцом), собирается принять
Эту мысль Бертран де Моранси с ужасом постарался отогнать от себя. Ведь Раймонд де Перелла, который не был катаром и здесь выполнял лишь свой долг защитника крепости, никогда не позволит отправить свою любимую младшую дочь на верную смерть. Но Роже де Мирепуа рассеял все иллюзии молодого человека. Перелла устал, он охвачен печалью и отчаялся. Его свела с ума мысль, что защитить замок невозможно. Теперь настоящей главой семьи стала фанатичная Корба, сама стремившаяся попасть в число «совершенных» и тянущая за собой дочь. Но не сам ли епископ всегда говорил, что юная девушка есть Агнец, сосуд чистоты, избранный Богом? Не он ли рассказывал про врата небесные, готовые раскрыться перед нею? В незримой схватке между Церковью и ересями девушке суждено стать жертвой. Ее собирается забрать Корба, и ей все равно, что против нее супруг и две другие дочери, Филиппа и Альпаис, уже вышедшие замуж и ставшие матерями, прилагающие все усилия для того, чтобы спасти младшую сестру от фанатизма матери. Ничто не может остановить фанатичку!