Отдельно стоит сказать о «боевом крещении». К сожалению, обычно это связано с теми или иными трагическими событиями, когда необходимо пропускать через себя огромный поток прибывающий информации, обзванивать все стороны, проверять, что происходит на самом деле. На мою же долю выпала трагедия на станции метро «Славянский бульвар» и гибель гражданского рейса MH17 в небе Украины. Освещение этих событий стало реальным испытанием на профессиональную пригодность.
Собрав десятки эфиров, я и не заметил, как закончился месяц моей практики. Расставаться с «Эхом» очень не хотелось, финальное собрание как раз выпало за день до моего Дня рождения, и Марина Королева, сама того не подозревая, сделала мне подарок, сказав, что за время своего пребывания на станции я показал неплохие результаты. А потом она спросила: «Не думал ли я продолжить свою стажировку?» Естественно, мой ответ не заставил себя ждать. Далее прошло еще несколько замечательных месяцев знакомства с редакцией, сбора эфиров, участия в разного рода мероприятиях, прежде чем Алексей Алексеевич, уже в недоумении, почему я до сих пор не оформлен, не предложил мне войти в штат. Так началась моя история «Эха Москвы», в которой, надеюсь, будет еще много новых страниц.
Алексей Венедиктов
«Нас трижды выключали, четырежды включали»
Радио я никогда не слушал, до того как пришел на «Эхо Москвы». Нет, совру: слушал. Слушал «Архипелаг ГУЛАГ», который читали по «Голосу Америки», естественно. Это был 1974-75-й год. Собственно, это и были переломные годы для моей работы на радио. В октябре 1975-го я познакомился с Сергеем Корзуном и Сергеем Бунтманом. За 15 лет до создания «Эха Москвы» при весьма трагикомических обстоятельствах.
Для тех, кто не знает: тогда была практика выводить студентов на Ленинский проспект встречать руководителей иностранных государств. Это была глубокая осень. И руководитель Вьетнама товарищ Ле Зуан, помню как сейчас, приезжал в Москву. Шел мерзкий дождь холодный. Мы, студенты, стояли вдоль всего Ленинского проспекта с вьетнамскими флажками. И, соответственно, ими должны были махать. У меня был школьный друг, с которым я 10 лет сидел за одной партой. Наверное, у всех есть такие друзья. Звали его Андреас Пападопулос. Он был сыном политэмигранта и сыном одним из руководителей компартии Греции. И мы с ним созвонились и договорились, что, когда промокнем основательно и товарищ Ле Зуан, наконец, доедет до Кремля, мы пойдем в нему домой выпивать. Он учился тогда в инязе, поэтому стоял близко к центру и своей квартире. А я, учась в педагогическом институте, стоял довольно-таки далеко, поэтому я приехал поздно. Приехал я промокший, злой, негодующий, проводив товарища Ле Зуана или встретив его, точнее. Позвонил в дверь, и мне открыл человек-гора. Человек, который головой упирался в притолоку. Впрочем, потом это оказался Сергей Корзун.
Корзун посмотрел на меня – неизвестный Корзун мне посмотрел на меня – мутным взглядом. И сказал фразу из «Бравого солдата Швейка», слегка ее переиначив: «А мы уже все выпили, товарищ». Естественно, мы друг друга не знали. А я знал, где у Андрея в квартире запрятана бутылка отличного коньяка, который его папа получил в подарок от ЦК КПСС. Поэтому, сказав неизвестному человеку «вы просто не знаете, где выпить», я прошмыгнул мимо него в квартиру. На диване раскинулось что-то совсем гусарско-кавалергардское, в усах, тихо перебиравшее струны гитары и напевавшее на французском языке всякие шансоны. Это был Сергей Бунтман, который точно уже все выпил в этой квартире.
Я, соответственно, пошел на кухню, залез там на шкаф, достал бутылку «Метаксы», и мы дружно ее раздавили вчетвером, с Андреем. Затем добавили хорошего одеколона. Это тогда было принято. Так началась наша дружба. В 1975 году, за 15 лет до создания «Эха». Думаю, именно поэтому «Эхо» пропахло хорошим коньяком и одеколоном. И вот так оно было если не задумано, то зачато. В этих разговорах. Прошло 15 лет. Мы встречались, как встречались студенты: тусовки, девчонки, разговоры про политику. 90-й год – год перестройки. С одной стороны – Горбачев, с другой – Ельцин. Я уже 12 лет работаю учителем в школе, ребята работают на радио. Но нас совершенно наши работы не смущали. И вот однажды звонит мне Сергей Корзун и говорит: послушай, мы тут радио открываем. Я сказал: «Ну что, выпить по этому поводу, что ли?» Мне было все равно, что они открывают: хоть конюшню, хоть радио. У меня были свои заботы. Он говорит: «Нет, ты знаешь, у нас не хватает ведущих; ты не придешь, не поговоришь? Ты же школьный учитель, ты должен что-то говорить». Я говорю: «Ну, в принципе я умею разговаривать, да. Но я понимаю, что ты платишь не будешь». А времена были голодные, мы получали зарплату школьными завтраками, можно сказать и так, в 90-м году.