Эхо небес

Хотя эти желания Мариэ и не встретили одобрения, развод все же прошел без излишних осложнений, и началась новая жизнь: с матерью и Мусаном. Мариэ получила ученую степень доктора, какое-то время они все вместе жили в Америке, где Мариэ стажировалась в одном из колледжей Среднего Запада, а потом ее пригласили в женский колледж, где она и преподает до сих пор. Живут в основном с дивидендов от принадлежащих им акций компании. Так вот оно и идет уже много лет…

— Конечно, мама всегда была с нами, но в молодости я думала только о том, чтобы вырастить Мусана совершенно самостоятельно, чего бы это ни стоило. Мне казалось, что я смогу одна, без чьей-либо помощи дать ему ту поддержку, в которой он нуждается, — помочь справиться с болезнью и раскрыть свой внутренний мир. Но за всем этим, я думаю, было желание создать те особенные отношения, при которых ни муж, ни даже младший сын не могли бы встать между нами… Теперь я понимаю, что такая жизнь стала возможной только благодаря помощи мамы…

А вот сейчас, когда мне и в самом деле приходится в одиночку заботиться о Мусане, и, честно говоря, это совсем не сахар, брак бывшего мужа распался, и он предлагает мне снова объединиться и жить всем вместе. Он приводит Митио по субботам каждые две недели и всегда делает массу домашней работы, а в такие дни, как сегодня, просто спасает ситуацию. Так что, начав с желания доказать, что могу сделать все сама и сама выращу Мусана, — а до последнего времени я сохраняла уверенность, что справлюсь с этим, — я теперь вынуждена признать, что на самом-то деле всегда опиралась на тех, кто был рядом.

— Моя жена сказала, что Мусан и Митио отлично ладят, а значит, совместная жизнь пойдет им на пользу. Да и к разводу, как вы говорите, привело не взаимное ожесточение, а ваше стремление полностью взять на себя ответственность за судьбу Мусана… Кроме того, из ваших слов следует: вы иногда сами чувствуете, что это решение, возможно, было ошибкой…

— Да, если мы сойдемся, то не будет хотя бы необходимости в новых мужчинах с телевидения, сующих в постель микрофоны, — откликнулась Мариэ, чуть захмелевшая от пива и страшно похожая в этот момент на Бетти Буп в одном из первых ее фильмов — в сцене, где ей угрожает старый бродяга и она вся кривится от отвращения, так не идущего к этим прелестным чертам.

3

Разговаривая в тот вечер с женой, я не вдавался в подробности, отозвался об этой истории с пленкой как о нелепом эпизоде и уверенно заявил, что все идет своим чередом и Мариэ вскоре снова сойдется с бывшим мужем. Но жена встретила это заявление недоверчиво.

— В свое время Мариэ твердо решила взять на себя Мусана и дать мужу свободу, и то, что ей в самом деле понадобилась помощь матери, ничего не меняет. Такова уж ее натура… Когда у бывшего мужа разладилось с его второй женой, она решила, что теперь должна помочь ему. Болезнь матери здесь всего лишь предлог… Мне не избавиться от ощущения, что она слишком рьяно за все берется.

— Но в любом случае Мусану будет полезно, если его отец и младший брат, здоровый мальчик, поселятся вместе с ними.

— А Мариэ не рассказала тебе про Митио?.. Говоря «такова уж ее натура», я имела в виду и это. Еще до того, как муж Мариэ расстался со второй женой, произошел несчастный случай, и теперь Митио прикован к инвалидному креслу. Но, разумеется, она об этом никому не говорит, даже тебе. Думаю, что она собралась вытащить мужа из этой трудной ситуации, взяв на себя целиком всю тяжесть, в том числе воспитание двух детей-инвалидов.

О страшной трагедии, случившейся в семье Мариэ годом позже, писали в газетах и журналах и даже передавали по телевидению. Самостоятельно восстанавливая происшедшее на основе этих сообщений, я в том, что касается чувств Мариэ, боюсь, неизбежно проявил бы предвзятость. В то же время я понимаю, что никто, наблюдая со стороны, не способен понять ощущения матери, прошедшей через такие испытания. Поэтому не буду пытаться дать объективный отчет и перепоручаю рассказ о случившемся письмам, которые я получал от несчастного мужа, однажды возобновившего совместную жизнь с Мариэ, а теперь оказавшегося в полном одиночестве.

Не думаю, чтоб вы назвали это дежавю, хотя, будучи дилетантом в таких вопросах, не берусь говорить с полной определенностью, но, как бы там ни было, я живу с ощущением, что когда-то, в прошлом, видел уже то первое несчастье, случившееся с Митио, видел все: от начала и до конца. Никогда прежде не пытался доносить свои сокровенные чувства до окружающих — ни в годы студенчества, ни потом, когда начал работать в издательстве, выпускающем учебники (а сравнивать себя с таким писателем, как вы, было бы и вовсе нелепо). Но после этого трагического случая вдруг появилось ощущение, будто с моих чувств (которые ведь и до этого как-то жили во мне) словно содрали корку, похожую на слой глины.