Эхо Непрядвы

Бойниц всем не хватило, Каримка и Клещ стали позади бояр, рядом с дозорными самострельщиками. В башне слегка сквозило. И здесь, в высоте, почти над самой рекой, попахивало гарью. Остей смотрел в узкий проем на ордынских всадников, заполонивших противоположный берег ниже Кремля Их было с полтысячи. Из-за речного поворота вышли два струга и скоро приткнулись к занятому Ордой невысокому обрыву. Похоже, какие-то купцы угодили в руки степняков. Московские суда — и княжеские, и купеческие — были заранее отправлены вверх по Москве и Рузе на глухие лесные озера, ближе к Волоку-Ламскому. С переднего струга опустили деревянные сходни, мурза, блистающий золотом доспехов, первым въехал на судно, за ним потянулись нукеры. Не меньше сотни всадников бросились в реку. Между тем выше устья Неглинки ордынские сотни закончили переправу, воины быстро вооружались и вскакивали в седла. В Кремле у Остея стоял наготове полуторасотенный отряд конных ратников под командованием Олексы, можно бы и трепануть степняков, но Остей не хотел без особой нужды обнаруживать свою конную силу, а главное, не был уверен, что враг не переправился на левый берег в десяти верстах выше по реке, где имелся брод. Его конников могли внезапно отрезать от ворот.

— Ханская разведка, — сказал Томила. — А на том берегу — передовые чамбулы.

Четыре сотни степняков, переплыв реку с двух сторон от Кремля, съехались на пепелище посада в одном перестреле от стены, от них отделилась небольшая группа с золотобронным воином в центре — о чем-то совещалась. Москвитяне, заполонившие стену, в молчании взирали на незваных гостей с Дикого Поля, на их гривастых низеньких лошадей, на цветные значки, трепещущие на длинных пиках, на бунчуки с кистями шелка и серебра. Серое дымное небо стояло над Кремлем, как будто Орда притащила с собой нечистую пелену с полуденной стороны; из-под копыт толкущихся лошадей вился черно-седой прах, повисал в воздухе, и всадники словно плавали в нем. Адам стоял рядом с Вавилой между толстыми каменными зубцами, слева от надвратной Фроловской башни, не отрывал взгляда от врагов. Остей уважил его настойчивую просьбу — возглавить сотню суконников на стене; наверное, князь понял, что в ближайшем его окружении боярам трудно будет ужиться с выборными. Многочисленная суконная сотня составляла в Москве влиятельный цех купцов и ремесленников, пользовалась особыми привилегиями; дорожа своим именем и расположением государя, почти вся эта сотня осталась в городе и в смутные дни, наряду с кузнечанами, бронниками, гончарами и кожевниками, стала мощной силой порядка. Суконникам, усиленным отрядами других слобожан, была доверена важнейшая часть стены со стороны Великого Посада. Слева от них стояли кузнечане, справа — бронники.

— Эко, дьяволы, разлопотались! — пробасил Гришка Бычара, поднявшийся наверх, поскольку воротники остались без дела. — Хошь бы нам чего сказали.

— Успеем — наговоримся.

Какой-то мальчишка, пробравшись под ногами взрослых, просунулся между зубцами, повиснув над самым рвом, закричал:

— Эй, кумысники, ступай сюда, свиное ухо дам на закуску!

— Я те дам! — ополченец ухватил его за штаны. — Брысь отсюдова, не то самого без уха оставлю!

По команде десятника мальчишек стали хватать и спроваживать вниз по приставной лестнице. Адам хотел спровадить и знакомых девиц из княжеского терема, но за них попросили воротники, только что опроставшие корзину пирогов. Вступился и Вавила:

— Пущай поглядят. Анюта, может, знакомых приметит.

Мурзы наконец закончили совещание, четверо рысью направились к стене. Ополченцы словно забыли о луках, сулицах и пращах — враг пока ничем не обнаруживал своих намерений. Среди четверки выделялись тот же в золоченой броне и широколицый, с бычьей шеей воин в стальной мисюрке с орлиным пером; из-под его серо-зеленого халата поблескивало оплечье байданы. Он первым подъехал к самому рву так, что легко можно было рассмотреть нестарое лицо с отвислыми усами. Задрав голову, обежал взглядом стоящих между зубцами, ни на ком не задержался, по-русски, почти не искажая слов, громко заговорил:

— Я — тысячник Шихомат, шурин великого хана Тохтамыша — вашего царя. Есть ли в Москве великий князь Димитрий?

Стало тихо на всей стене, люди пытались расслышать мурзу. Адам почувствовал: на него смотрят, и придвинулся к стрельнице.

— Великого князя Донского нет в Москве.

— Кто есть из великих бояр князя Димитрия?

Адам замялся, и тут длинный пушкарь Беско озорно крикнул:

— Я — самый великий здеся! Че ты хочешь, мурза?

Народ засмеялся, тысячник снова обратился к Адаму:

— Почто молчишь? Где ваш воевода?

— Я воевода. Говори мне.

Мурза казался озадаченным, перекинулся словом со своими, снова поднял голову:

— Почто сгорел город? Почто мосты сожжены? Почто заперты ворота детинца? Разве вам неведомо, что уже близко повелитель ваш — великий хан Тохтамыш? Почто не высылаете бояр и попов для почетной встречи?

— Вот это новость! — удивился Адам. — А мы тут сидим, как сурки, ничего не ведая. За што ж нам этакая честь от хана?