Эхо Непрядвы

Пушкарь продолжал кричать, повторяя, и Олексе стало страшно. Как случилось, кто проглядел? — спрашивать поздно и не с кого. Тимофей убит, но и те, кто еще жив и сражается, обречены. Все. И он — тоже. И Анюта. Ордынские начальники теперь заметили, что ворота отбиты русскими, вместо легких всадников они двинут тараном кованую сотню ханских нукеров и снова расчистят дорогу. Или прожгут себе путь бомбами с нефтью и греческим огнем. Он, не задумываясь, пошел бы на то, чтобы за спиной своих копейщиков в воротах загромоздить ход бревнами и камнями, но кто это сделает? По всей стене идет ожесточенный приступ, наверху ополченцы едва сдерживают врага, а его всадники отступают к башне, теснимые нукерами, проникшими в Кремль. Беско продолжал кричать сверху, сложив руки у рта, и до Олексы вдруг дошли грозные слова молодого пушкаря:

— Уходи-и!.. Взрываем!..

Его будто опалило: вот она, последняя их надежда — взорвать башню! Тогда, может быть, затвор сорвется вниз или обрушенные камни завалят ход. Пушкари догадались. Вавила…

По крику Олексы копейщики стали покидать башенный проход, оттягиваясь внутрь крепости. Враг не спешил за ними, вероятно заподозрив ловушку. Олекса свистом подал сигнал — всем стягиваться к нему! — и с двумя десятками кинулся на помощь левому крылу второй сотни, которое нукеры пытались взять в кольцо. Теперь за своим правым плечом он чувствовал Анюту, близость ее давала такую силу, что и в одиночку сразился бы со всей Ордой. Весь отряд отступал к нему, сжимался, вытягиваясь косым клином, отрывался от стены. Анюту снова оттеснили от него, и тогда он ринулся вперед, завертелся среди врагов, словно волк в собачьей стае, разя молниеносными ударами, не замечая ответных. Русская экономная броня, выверенная веками непрерывных жестоких войн, давала ему ощущение неуязвимости. Остроконечный шлем с бармицами и личиной, с которого соскальзывал самый острый булат, облегающий удобный панцирь, в котором мельчайшие отверстия колец перекрывались вторым и третьим слоями кольчуги при любом движении тела, укрепленный гибким оплечьем и налокотниками, способными вместе с железной рукавицей при нужде послужить и как щит, пластинчатые набедренники и поножи — эта броня делала сильного и ловкого воина поистине недоступным обыкновенному оружию. Правда, спину она прикрывала не очень надежно, поэтому в конных сшибках Олекса чаще держал щит на спине. На сей раз ударило в спину не копьем, не стрелой или коварным джеридом, но словно бы гигантской тугой подушкой. Споткнулся конь, приседая на пошатнувшейся земле, — казалось, разом грохнули десятки великих пушек. Шатер Фроловской башни подпрыгнул, кренясь, начал оседать в струях огня и крутящихся клубах серого дыма, разваливаясь, обрушился камнями и бревнами, давя и зашибая ордынских всадников под стеной, в воздухе родился странный шелест, и вдруг полосой хлестнул каменный град. Ордынские всадники прянули от ворот, настегивая лошадей, и теперь лишь Олекса приметил, что от двух сотен его едва ли насчитаешь полторы. Облако дыма и пыли стремительно растекалось, из него выросла обезглавленная башня — взрыв лишь сорвал шатер и обрушил часть верхнего яруса стрельны: видно, невелик был огнезапас пушкарей. Уродливой, незнакомой казалась выступающая из дыма стена. Удерживая на месте храпящих коней, воины ждали, не отрывая глаз от утонувшего в сером облаке основания башни; они словно забыли о близости нукеров, снова сбивающихся в лавы в каком-нибудь перестреле. Олекса увидел пушкарей на стене — поднимая над головой пудовые камни, они метали их за внешнюю сторону башни, — значит, враги, распуганные взрывом, снова осаждали ворота. Из облака вырвалось сразу не меньше десятка воющих степняков и следом хлынул серый поток. Ход Орде в Кремль закрыть не удалось. Между башнями на стенах звенели клинки, и лишь вблизи угловой Неглинской еще грохотал тюфяк.

Теперь защитникам крепости оставалось только продать жизнь подороже. Но как забыть, что за тобой тысячи слабых и безоружных? Сейчас они набивались в храмы и монастыри, Олекса видел и бегущих по стене на москворецкую сторону. Трудно было рассчитывать на то, что стены святых обителей защитят от разъяренных врагов, но все же лучшее, что мог еще сделать отряд, — попридержать громил. Может быть, кому-то удастся уйти за москворецкую стену, переплыть реку и скрыться в уремах.

Цветные халаты вдруг словно растворились в сером конном потоке: видно, нукеры имели приказ не ввязываться в уличные бои. Хан дорожил своей гвардией. Проложив дорогу легким отрядам, она ушла за их спины, закрепляя отвоеванную территорию Кремля и накладывая руку на лучшую добычу. Орда снова растекалась вдоль стен на обе стороны, отряд Олексы, оттянувшийся в широкую улицу к Соборной площади, степняки лишь преследовали, издали осыпая стрелами, визжали, грозили оружием, уверенные, что эта конная горстка все равно будет окружена, притиснута к стене и выбита до единого. Зачем подставляться под острые русские мечи на пороге победы?