– Ну-у-у, – произнес парнишка, – какое-то время у него была рыбацкая лодка, где-то около Марблхеда. Он, я имею в виду капитан, владел ею вместе с братом. Но после того как брат погиб от рук капитана Стеббингса, Хикмен начал работать на Эммануэля Бейли, первым помощником капитана на одном из его, мистера Бейли, я имею в виду, кораблей. Мистер Бейли – еврей, – пояснил Эйбрам, заметив мои вскинутые брови. – Владеет банком в Филадельфии и тремя кораблями, которые регулярно плавают в Вест-Индию. Наш корабль также принадлежит ему, и именно он получил для капитана Хикмена каперское свидетельство от конгресса, когда была объявлена война.
– Понятно, – проговорила я более чем ошарашенно. – Но это первый рейс мистера Хикмена в качестве капитана шлюпа?
– Да, мэм. Но у приватиров, как правило, нет ведающего грузом, понимаете, – искренне сказал он. – Это работа ведающего грузом – заботиться о снабжении корабля и не забывать о таких вещах, как медикаменты.
– А ты в курсе всего этого, потому что… Как давно ты ходишь в море? – с любопытством спросила я, вытаскивая бутылку чего-то похожего на очень дорогой бренди, чтобы использовать его в качестве антисептика.
– О, с восьми лет, мэм, – сказал он и встал на цыпочки, чтобы подвесить фонарь, который отбрасывал теплый, успокаивающий свет на мою импровизированную операционную. – У меня шесть старших братьев, и самый старший вместе со своими сыновьями управляет фермой. Остальные… Ну, один – корабельный плотник в Ньюпорт-Ньюс, это он как-то раз поговорил с капитаном и замолвил за меня словечко. Я стал одним из юнг на «Антиохии», судне, которое ходило в Ост-Индию. Я вернулся с капитаном в Лондон, а через день мы отправились в Калькутту. – Эйбрам присел на корточки и улыбнулся мне. – С тех самых пор я стал моряком, мэм. И мне это нравится.
– Здорово, – сказала я. – А твои родители… Они еще живы?
– О, нет, мэм. Моя мать умерла, рожая меня, а папа – когда мне было семь. – Казалось, его это нисколько не беспокоило. «Но, в конце концов, – подумала я, разрывая ситец на перевязочные полоски, – все это случилось половину его жизни назад».
– Что ж, надеюсь, море и дальше будет тебе по душе, – сказала я. – Ты же не стал сомневаться… после сегодняшнего?
Эйбрам задумался, его мальчишеское искреннее лицо сосредоточенно наморщилось в отблесках фонаря.
– Нет, – неторопливо ответил он и посмотрел на меня своими серьезными глазами, уже не столь юными, какими они были несколько часов назад. – Я знал, когда подписывал контракт с капитаном Хикменом, что возможны сражения. – Эйбрам сжал губы – наверное, чтобы унять дрожь. – Я смогу убить человека, если придется.
– Не сейчас… не надо, – очень тихо проговорил один из раненых. Он лежал в тени, вытянувшись вдоль пары ящиков английского фарфора, и медленно дышал.
– Нет, не сейчас, – сухо согласилась я. – Но, возможно, тебе захочется поговорить об этом с моим племянником либо с мужем, когда все немного успокоится.
Мне показалось, что на том мы и закончим, но Эйбрам последовал за мной, когда я выложила свои примитивные инструменты и принялась стерилизовать единственным возможным способом – обильно поливая их бренди, пока в трюме не запахло так, словно здесь гнали виски. Это возмутило раненых, которые считали подобное использование хорошего напитка расточительством. Огонь в камбузе потух во время сражения, и я поняла, что пройдет некоторое время, прежде чем у меня появится горячая вода.
– Вы патриотка, мэм? Простите за любопытство, – добавил Эйбрам, краснея от неловкости.
Вопрос застал меня врасплох. Простым ответом было бы: «Да, конечно». Ведь Джейми был мятежником, о чем сам и заявил. И хотя первоначально он сделал признание из-за простой необходимости, я подумала, что сейчас необходимость становилась убеждением. Но я? Конечно, когда-то была.
– Да, – ответила я. А что еще я могла сказать? – А ты явно патриот, Эйбрам. Почему?
– Почему? – Его, казалось, поразило, что я спрашиваю об этом, и он застыл, глядя на меня поверх фонаря, который держал в руке.
– Расскажешь позже, – предложила я, забирая фонарь.
На палубе я сделала все, что могла, и раненых, которым требовалось мое дальнейшее внимание, спустили вниз. Сейчас не было времени для политических дискуссий. Или так мне казалось.
Эйбрам отважно взялся мне помогать и делал это довольно хорошо, хотя время от времени ему приходилось прерываться и блевать в ведро. После второго приступа рвоты он принялся расспрашивать раненых – тех, кто мог отвечать. Не знаю, делал ли он это из простого любопытства или пытался отвлечься от кровавых манипуляций.
– Что вы думаете о революции, сэр? – серьезно спросил он у седого моряка с раздробленной ногой. Тот был из команды «Питта».
Моряк бросил на него недовольный взгляд, но ответил – наверное, для того, чтобы отвлечься самому.
– Чертовски пустая трата времени, – хрипло проговорил он, впившись пальцами в край сундука, на котором сидел. – Лучше воевать с «лягушатниками», чем с англичанами. Что с них возьмешь? Господи боже, – бледнея, пробормотал он себе под нос.