Капитан в курсе событий: ночью в ста милях отсюда упал самолет. Пилоты Мигель и Фернандо спаслись. Они заявили, что с ними был пассажир, который выпрыгнул раньше. Они старались спасти машину, но самолет потерял управление и как скользил на крыле, так и врезался в землю.
— Мистер Мэллт!..
Это был действительно Мэллт. Он кружился на месте, выбирая, в какую сторону ринуться, и хохотал, заламывая вверх руки. Внезапно он оборвал хохот и затянул:
У солдат холодом обдало спины.
Мэллт наконец заметил людей.
— Бегите! — закричал он. — Еще одна бомба — и вы превратитесь в стекляшки! Будете хрустеть под ногами…
Несколько раз ударил каблуком в землю, поднял облако пыли:
Са ира, са ира!..хохотал он, топая и кружась: — Еще бомба — и планета вверх тормашками!.. — Он всвднул руки над головой, разорванный рукав затрепетал на ветру, как знамя. — К черту! К черту!.. — кричал Мэллт. — Ха-ха-ха-ха!..
Бигбери поднял автомат и нажал спуск, чтобы заглушить сумасшедший хохот. Очередь пророкотала как гром. Хохот смолк. Мэллт на секунду очнулся, повертел головой из стороны в сторону, словно расслаблял туго затянутый галстук.
— Люди! — двинулся он к солдатам.
Люди дрогнули, как под ветром, отступили назад.
— Люди! — повторил Мэллт, протянул руки.
Солнце стояло над горизонтом, было тревожным и красным. Его лучи упирались в лицо идущему, кровавили ему губы. Мэллт был похож на вурдалака, возвращавшегося с могильного пира. Глаза его излучали смерть. «Люди!..» — повторял он, твердил, словно в его мозгу крутилась пластинка с одним-единственным словом: люди!..
Это было невыносимо до тошноты, до дрожи в ногах. Капитан Харри, сержант Бигбери, сменные, приехавшие на пост, повернулись и побежали к машине.
Мэллт споткнулся, упал на колени, протянул руки к солдатам, прыгавшим с разбега в машину.
— Гони! — крикнул шоферу капитан Харри.
Стартер завизжал, автомобиль пыхнул дымом.
— Люди!! — кричал Мэллт, потрясая руками. — Люди!..
Машина полным ходом мчалась через пустыню прочь.
ГАЛИ
«Это не было сном…»
Написав фразу, Гордеев откладывает перо: нужно ли писать дальше? У него лаборатория, план: «Скрытая деятельность подкорковой области мозга». В этом аспекте ведутся опыты. Есть результаты. Есть по результатам почти готовый доклад. Через месяц Гордеев выступит с докладом перед Ученым Советом.
И вдруг.
«Не было сном…» Может быть, зачеркнуть написанное? Нет, не надо — Гордеев останавливает себя. Не надо спешить.
Гордеев один в лаборатории. Сотрудники ушли, рабочее время кончилось. В окнах васильковое вечернее небо. Когда лампы вспыхивают под потолком, а снаружи мартовский вечер, в окнах появляется этот нежный девственный свет. Очень ненадолго — на несколько мимолетных минут.
«Эксцесс в науке — ничто, — думает Гордеев, наблюдая, как в окнах гаснет голубизна. — Нужно подтверждение истины. Или ее отрицание. Третьего в исследовательской работе нет».
Откуда же — вдруг?..
Опыты подробно фиксируются, Гордеев перелистывает лабораторный журнал. Последний опыт — двадцать второй. Не последний, будут еще. Глаза привычно перебегают по строчкам. Все здесь знакомо, заучено наизусть. И все-таки надо перечитать еще. Гордеев закрывает журнал и кладет в портфель. Перечитает дома.
За порогом Гордеева встретил долгий сибирский вечер. По горизонту синь, расколотая первыми звездами. Синь просвечивает в вершинах сосен — институт и город в лесу.
До квартиры недалеко. Но домой Гордееву не хочется. Он идет по тротуару и продолжает думать о двадцать втором опыте. С него все началось. И с оплошности, которую допустил Гордеев, — забыл проветрить вытяжной шкаф. В шкафу оказались остатки нитроцезина. Гордеев надышался его испарениями.
Оплошность с вытяжным шкафом случилась впервые. При воспоминании об этом пожилому ученому становится неловко, хотя сейчас он один на один с собой.
Нитроцезин мог остаться в шкафу от предыдущего опыта. Но почему шкаф не был проветрен тогда?..
Гордеев сворачивает с тротуара в лес, на тропинку, протоптанную его молодыми сотрудниками. Тропинка ведет на поляну, в полуста шагах от улицы. Гордеев знает поляну: здесь после работы встречаются парни и девушки, лаборанты Гордеева, говорят о любви. Ученому хочется, чтобы сейчас на поляне никого не было. Точно, никого нет. Гордеев становится под сосной, слушает затихающий ввечеру шум города.
Нитроцезин — яд. В малых дозах — сильнейшее возбуждающее. Действует на подкорку мозга. Незаменим в опытах над обезьянами, кроликами. Подобно всем возбуждающим, он имеет порог, за которым превращается в противоположность. Как змеиный яд в лечебное средство. Задача лаборатории — найти этот порог, выделить из нитроцезина лекарство. Против наркомании. Так что значение нитроцезина двоякое: возбуждающее и — потенциально — лекарственный препарат.