Эхо Севера

Как ты просила, я дописал конец твоей истории. Но Сату не переставала волноваться из-за того, что тогда могло произойти на горе. Вот почему на ее десятый день рождения мы отправились сюда – посмотреть, не спустились ли вы уже с горы.

Но никаких твоих следов мы не нашли. Ждали здесь целую неделю, после чего я не без труда убедил Сату, что мы должны вернуться домой. Она поклялась, что будет приезжать сюда каждый год или два. А однажды и сама поднимется на гору, чтобы спасти вас, если это окажется ей под силу. Но я совершенно не хочу, чтобы моя дочь угодила в сети Королевы волков, и потому не намерен отпускать ее. Надеюсь, ты правильно поймешь меня.

Знаю, что однажды вы сами спуститесь с горы. Я нисколько не сомневаюсь в том, что когда-нибудь это обязательно случится, и надеюсь, все еще буду жив к тому времени, и вы найдете нас. Вот тогда ты и расскажешь Сату, чем на самом деле завершилась твоя история.

Благословляю тебя, дитя мое, и да будут с тобой всегда Ветры.

Иван».

Я прочитала письмо дважды, затем сложила листы и вложила их обратно в книгу. Хэл приближается, не сводя с меня глаз.

– Десять лет уже прошло, – говорю я ему. – Десять лет с того дня, когда я поднялась на гору. Может быть, даже больше.

Он кивает, и я смотрю на него, но весь мир расплывается – у меня глаза на мокром месте.

– Тогда пора отвести тебя домой, – говорит Хэл и осторожно берет меня за руку.

Начало нашего пути очень напоминает мое путешествие с Иваном, только без его пения и без такого количества льда. После падения Королевы волков суровая хватка зимы заметно ослабела. Погода стала мягче, и в результате повсюду теперь кипит жизнь – пасутся олени на равнине, лисы прячутся в пещерах, а барсуки, кролики и фазаны копошатся среди кустарников и камней.

Недостатка в еде мы с Хэлом не испытываем. Охотимся, едим, идем дальше – и все это практически молча, разве что несколькими словами по необходимости перекинемся, устраиваясь на ночной привал. Спим мы с Хэлом по разные стороны костра. Я тоскую по Хэлу. Хочу общаться с ним, но не могу – что-то внутри не позволяет этого делать.

Мы выходим из пещер, не покрытых больше льдом, и видим: замерзшее озеро, через которое мы так долго перебирались с Иваном, растаяло. Теперь придется идти в обход, а это сильно удлинит наш путь. Смирившись, в этот день мы останавливаемся на ночлег немного раньше, чем обычно, чтобы лучше отдохнуть перед завтрашним долгим марш-броском.

Мы наловили рыбы, зажарили ее на костре и сейчас ужинаем, глядя на то, как на западе медленно садится солнце. Я смотрю, как Хэл обгладывает рыбьи кости и сплевывает их в костер. У меня перед глазами вдруг возникает картина – волк, разрывающий в саду пойманного кролика. От этого воспоминания щемит сердце. Хэл поднимает глаза – хочет, очевидно, понять, почему я так смотрю на него.

– Расскажи о себе, – неожиданно для себя самой прошу я.

Хэл долго смотрит неподвижным взглядом на огонь, а затем начинает свой рассказ.

– Я был самым младшим из одиннадцати детей в нашей семье. У меня было шесть братьев и четыре сестры. Внимания от родителей перепадало очень мало, но это меня не расстраивало – зато я был волен делать все что хочу. Если я вдруг хотел собаку – мне покупали собаку. Хотел прокатиться верхом – отец разрешал мне проехаться на его боевом коне. Сильнее всего я был привязан к своей сестре Иллии, которая была всего на год старше. Она любила солнце, чтение и учила меня, что нельзя быть эгоистом и думать только о себе.

Я представляю маленького печального Хэла таким, каким видела его в зеркальной книге воспоминаний. Там он умолял мать отпустить его к сестре, и тихо говорю.

– Мне очень жаль.

– Не бери так близко к сердцу, – качает он головой. – Все они давным-давно умерли.

Хэл тянется за новым поленом, подбрасывает его в костер и продолжает: