Эхо шагов

Больница. Ночь. Тревожный сон палаты.

…А где-то там, за дувалами, за садами, за темной кромкой гор — Киев.

Там война.

Голубые зарницы беспрерывно вспыхивают на стене соседнего дома и тревожат, не давая уснуть. Весна 42 года.

По соседству, за садовой оградой, трамвайный парк. Оттуда зажигаются зарницы, доносится лязг железа и трамвайные звонки. Их проверяют короткими контактами, они — звонки — похожи на вскрики. Дома, да и вообще где-нибудь, а не в больнице, я люблю звук трамваев — это голос живых улиц. Но здесь, рядом с депо, звонки кажутся слишком настойчивыми и утомительными. И тревожат, тревожат. Эта маленькая жизнь трамвайного депо вызывает ассоциацию с мировой разноголосицей. Все на что-то похоже. Звонки, как птицы. Искусственные.

…Удивительно гордое, молчаливое лицо Мурада. Я вижу его чаще в профиль, он постоянно смотрит в окно. Кажется, он все время кого-то ждет, но никто не приходит к нему.

Он живет в своем достоинстве и одиночестве. Поэтому он выживает: гордость не дает умереть.

Из неотправленных писем:

Дорогой друг!

…Сегодня был хороший день. Меня вывезли на балкон, откуда виден парк, а за ним город в голубой дымке, и отсюда я писал.

Впервые за долгое время.

Какое это счастье, писать.

…Если бы я не боялся впасть в сентиментальность и излишний пафос, я бы рассказал, что в то время, когда я пишу это письмо Вам, по радио передают концерт Рахманинова. И я испытываю то — я вспомнил это чувство, — что испытал когда-то, когда заплыл далеко-далеко в море. Это было в юности. Но я помню упругость зеленой волны, и, кажется, именно тогда я подумал и осознал, что это и есть чувство жизни.

Счастлив тот художник, кто может вызвать это чувство.

Мне видна дорога — совсем рядом, — по которой идут машины, телеги и ослики.

Видимо, дорога идет на рынок: везут тюки с рисом. Он сыплется из дырявых мешков, и я вспомнил Мальчика-с-Пальчика и великие рисунки Дорэ.

Ночью в саду сторож играет на зурне — гортанный непривычный звук неведомого мне инструмента. Но он так близок волнующему запаху цветущего миндаля и так органично смешивается с запахом сырой земли… И все это — звук, запахи, ночной воздух — льется в открытое окно потоком другого, нового для меня мира…

Ослики, Мальчик-с-Пальчик, извилистая дорога вверх, и неизвестно, что за поворотом, Дорэ, зурна… И опять ничего невозможного, и опять искусство право.

Война окончена…