Эхо шторма. Обитель отверженных магов

— Вряд ли что-то уже будет происходить, — послышался улыбчивый голос Криса. — Они там все разошлись на ночь. Повезло.

Видимо, парень имел в виду происходящее за стеклом. Ая не сомневалась, подобранная смена не случайность: Кай наверняка выбил время, чтобы ничего не делать. Только вот с ним должна была быть другая напарница.

— Что за хренотень? — хохотнула Дельфиния, она смотрела на штуку посередине лаборатории.

— Камера депривации, — сухо сказал Вео.

Крис ступил к остальным:

— Объект, похоже, всего один, зря переживали.

Курсанты стояли у сияющих окон в полумраке. Все это напоминало огромный аквариум.

— О, Ая… — Крис на мгновение потерялся, когда они отошли, но затем лицо просияло. — Привет!

Как у него получалось? За этой маской было сложно усмотреть фальшь, даже Ае, а она привыкла не доверять людям. До сих пор хотелось считать, что он не причастен к развлечениям этой шайки.

— Ты что тут забыла! — огрызнулась Дельфиния.

— Все равно придется дежурить, — безразлично произнесла Ая и прошла мимо курсантов к лаборатории.

По лицу Кая казалось, что пришибет ее на месте. Но он лишь сказал:

— Это подстраховка.

Дельфиния запищала:

— В смысле? Ее нет в расписании!

— Пусть остается.

Ая не представляла, что происходило за спиной, слышно было только возбужденный шепот. Курсанты не хотели кричать, тем лучше.

Она приблизилась к окну. Внутри странного помещения ходил лаборант, поглядывал за показателями на экране. А посередине возвышалась… «камера». Без окон, темная и блестящая, словно натерли воском. Издалека Ае показалось, камень, но отсюда это больше походило на черное яйцо или, скорее, ракушку. Поперек округлого тела пролегала линия — его огромная пасть могла разверзаться.

— Совсем офигела? — прорычал Кай Ае на ухо.

— Пришла делать свою работу, что тебя не устраивает.

— Хватит везде лезть! Я не буду помогать, если попадешься.

Он все еще говорил шепотом, обдавая дыханием шею, но Ая смотрела на камеру.

— Там… объект?

Кай проследил за ее взглядом, а потом отвернулся и оперся о стекло плечом:

— Типа того.

— Почему так?

— Нашла у кого спросить.

— Ну ты же знаешь?

Парень вздохнул:

— Вроде как там должно быть спокойно. Тихо и все такое.

Эта штука выглядела такой неживой, мрачной. У Аи сжалось сердце при мысли, что внутри кто-то дышит. Без света, в абсолютной изоляции, при этом под прицелом людей, следящих за каждым биением пульса. Горькое, лживое одиночество.

— Считаешь, это нормально? — тихо спросила Ая.

Кай опустил глаза.

— Не знаю.

Он молча склонил голову и рубанул пяткой по глянцевому полу, будто хотел оставить там след, но покрытие не поддалось. Потом парень снова посмотрел на Аю:

— В клетке плохо, Крылова.

Она вглядывалась в лицо Кая: откуда он знает? Привычная кривая ухмылка отсутствовала, расслабленные губы показались жестче обычного.

— Но иногда вне ее еще хуже.

Голос парня звучал непривычно грустно, а в глазах что-то трепыхалось. Какая-то невысказанная мысль.

Вео за спиной отвлек:

— Главное, чтобы все были готовы к последствиям.

Он тоже смотрел на камеру, чуть поодаль. Ая и забыла, что другие курсанты еще здесь.

Последствия. Что-то вспомнилось. Гадюка говорила медику об этом.

— Ты имеешь в виду результат… этих операций? — спросила Ая.

Вео кивнул:

— Человек должен понимать, на что идет. В случае с детьми это сложнее. Кто-то должен решать за них.

За Мишу решали родственники. Но они сами ее боялись. О чьем благополучии беспокоились: ее или своем собственном? Или с упоением обманывали себя: так всем будет лучше.

Ае стало интересно, а что бы сделала ее мать? Но для этого не нужно было представлять. Она уже знала ответ.

— Я, правда, не думаю, что вам что-то угрожает, — мягко говорил приятный незнакомец. — Достаточно лишь нам видеться, и…

— Я не хочу жить, — эмоционально сказала женщина. — С этим.

Неподалеку шумели машины, город лениво вел свою скучную жизнь. Даже так, сквозь этот гул, Ая легко различала высокий, но качающийся на ниточке, готовый вот-вот упасть голос, настроенная на него, как тонкий механизм.

Ая не видела лица женщины, лишь размазанную по стене подземного перехода тень. А еще край помятой светлой рубашки взрослого парня, который, кажется, назвался Иваном. Он взволнованно жестикулировал, будто ему было до всего этого дело. Странный, но симпатичный. Он пытался приблизиться к маме, но та, казалось, не разделяла впечатление.