Эхо странствий

Но вдруг странное, почти фантастическое зрелище предстало перед моими глазами. Меня окружал фиолетово-бордовый лес, словно выращенный каким-то лесником-абстракционистом. Кругом толпились хороводы лиловых, бурых, рыжих стволов. В алых лучах заходящего солнца эти диковинные деревья были похожи на живые кривляющиеся существа… Они тянули ко мне щупальца ветвей, обступая все тесней и тесней. И шелест их жестких листьев напоминал зловещий, недобрый шепот…

Я потрогал рукой одни такой чернильный ствол. Он был прохладный, влажный, какой-то неживой. Тогда я понял, в чем дело. Просто этот участок пробкового дуба недавно отдал свою кору людям.

Пробковую кору в Тунисе срезают один раз в девять лет. За этот срок дерево успевает снова одеться, обрасти корой нужной для человека толщины. Поэтому все пробковые леса страны разделены на девять районов с таким расчетом, чтобы каждый год в одном из них производить очередной срез коры.

Срезают кору так. У самого основания ствола и на высоте полутора-двух метров делаются кольцеобразные надрезы. Затем ствол как бы раздевают, легко снимая с него два равных куска коры, похожих на корытца. Оголенный бело-розовый ствол начинает менять пигментацию, становясь бурым, лиловым, густо-фиолетовым…

Вот в такой «раздетый» лес, по которому недавно прошлись ножи заготовителей пробки, я и попал, бродя по окрестностям Табарки.

Около леса я видел целые горы, настоящие пирамиды, сложенные из пластов пробковой коры. Доставленную из лесов кору час-другой кипятят в объемистых чанах, чтобы уничтожить древесных жуков и личинок; затем кору сортируют по качеству, упаковывают в кипы и отправляют за границу. Такой путь проходит обыкновенная пробка, прежде чем ее извлекут из бутылки…

В центре города я зашел в ресторан, в котором условился встретиться с друзьями. Шум, хохот, звон посуды.

Ресторан стилизован под сельскую таверну: по стенам развешаны колеса телег, старинные кремневые ружья. Впрочем, оружия здесь было достаточно и так — возле каждого столика стояло по нескольку охотничьих ружей. На стульях и скамьях валялись патронташи, кожаные куртки, ягдташи, бинокли.

— По субботним и воскресным дням здесь всегда гак, — говорил владелец заведения Бен Салах, — А в будни — ни души…

В ожидании заказанных блюд мы подсели к большому камину в углу зала. Хозяин принес нам по рюмке крепкой национальной водки — бухи. Буха имеет прозрачный цвет и еле уловимый ароматический привкус. Ее готовят из ягод инжира.

Камин пылал. Было уютно, располагало к беседе. Хотелось, как это водится, поговорить о недавней охоте. Но разговор зашел о другом…

— Чем это вы топите камин? — спросил кто-то из нас хозяина.

Действительно, дрова, которые лежали возле камина, были похожи на клубни какого-то неведомого растения. Округлой формы деревяшки имели золотисто-вишневый цвет и были тяжелыми.

— Это вереск, — ответил Бен Салах, — вернее, корень вереска. Вы видели его в лесу, на любой поляне. Невысокий кустарник с мелкой листвой и светло-желтыми невзрачными цветами в изобилии растет в наших краях. Однако заполучить такое корневище не так-то просто. Корневая система веток в отличие от его хилой надземной части напоминает крупную мускулистую руку, вцепившуюся в землю… Семейство вересковых насчитывает около тысячи пятисот видов. У нас в стране растет один из самых ценных его представителей.

Бен Салах поднял с пола массивный корень.

— Вот здесь надрез. Посмотрите, какая плотная структура древесины. Прочнее дуба! И в то же время вереск обладает какой-то вязкостью, что ли… Он не крошится, очень удобен для обработки. С большой предосторожностью, чтобы не повредить естественную форму, мы выкорчевываем его, обрезаем все лишнее и продаем в Европу. Англичане, например, делают из вереска курительные трубки… Кстати, я и сам мастерю их на досуге.

Хозяин вышел из зала и вскоре вернулся с десятком новеньких, еще не обкуренных трубок. Они были различной формы. Очевидно, прежде чем начать работу, мастер внимательно изучал каждый корень, чтобы наилучшим образом использовать его форму для своего изделия.

Вместе с трубками Бен Салах случайно принес одну необработанную заготовку — тяжелый деревянный брусок, в котором только по общим контурам можно было угадать будущую трубку.

— Хотите я подарю вам эту заготовку? — обратился он ко мне и протянул бурый кусок дерева. — Но при одном условии: вы должны будете сами сделать из нее трубку… Самодельная, она вам будет неизмеримо дороже любой приобретенной или подаренной.

Я согласился и взял заготовку.

С тех пор прошли годы. Моя трубка еще не готова. Когда выдается свободное время или когда хочется что-то обдумать наедине, я достаю этот красноватый кусок дерева и не спеша начинают его строгать и обтачивать, следуя основным линиям, намеченным Бен Салахом. Работа подвигается медленно, вероятно оттого, что я новичок в этом деле. А может быть, и потому, что часто откладываю трубку в сторону и погружаюсь в воспоминания о том замечательном дне, который довелось провести в Табарке и ее окрестностях…

В Ливане

У КРЕСТЬЯН