Взвизгнули тормоза. Стоп! Перед нами на пустынном берегу, почти у самой воды, стоит светло-зеленый терем без окон и с одной дверью. Это новая холодильная установка, построенная членами рыболовецкого кооператива Мурундавы. В те дни заканчивались последние отделочные работы. И я уверен, что сейчас рыбаки уже забыли дорогу к монополисту.
И снова мы едем и ходим по городу. Меня везут туда, куда мне хочется. Я захожу в школу, неистово шумящую во время перемены, рассматриваю строгий, со знаменем в углу кабинет префекта, брожу по окраинам среди убогих хижин, фотографирую могилы с традиционными деревянными скульптурами.
— Что бы вы хотели еще увидеть? — спрашивает Рамилиаризон.
— Баобабы, — отвечаю я. И меня везут за двадцать километров от города в леса исполинских деревьев, похожих на дирижабли, поставленные «на попа».
Префект, у которого одиннадцать детей, и трое из них, как оказалось, были в тот день больны, расстался со мной в третьем часу ночи…
Комфортабельный паром, дважды в день курсирующий между Африкой и Европой, приближался к Гибралтару. У перил верхней палубы столпились пассажиры. Жужжат любительские кинокамеры, щелкают затворы фото> аппаратов. Высокий англичанин в клетчатом пиджаке установил портативный мольберт и неторопливо делает этюд гибралтарской скалы. Безучастные ко всему на свете нечесаные битники неопределенного пола поплевывают в черносмородиновые волны. Многодетная французская семья громко обсуждает вопрос о том, сколько времени пробыть в Гибралтаре. Взрослые за то, чтобы неделю, молодежь — чтобы три дня.
— Вам хватит и двух часов! Там ничего нет, кроме единственной улицы Мэйн Стрит, — авторитетно заявляет румяный немец, аптекарь из Гамбурга, выпуская из кинокамеры длинную очередь по скале.
— Смотря как подходить к этому вопросу, сэр, Пивных там несомненно меньше, чем в Баварии.
Эту реплику подает англичанин. Искра принципиального спора вспыхнула. Публика делится на три лагеряприверженцы Гибралтара, противники и нейтралы, никогда там не бывавшие. Битники с тоскливой индифферентностью перевесились через борт. Похоже, они очень голодны.
Кажется, англичанин прав: все зависит от того, как подходить к вещам и явлениям. Попробуем внимательно и беспристрастно оглядеть гибралтарскую скалу…
Гибралтар был захвачен англичанами два с половиной века назад. В Лондоне поняли и оценили чрезвычайно оригинальное расположение этой скалы, созданной капризом природы. Здесь — стык Европы с Африкой, которая видна из Гибралтара в хорошую погоду; здесь проходит великий водный коридор, соединяющий Атлантику с бассейном Средиземного моря.
Во время войны за испанское наследство, в 1704 году, соединенная англо-голландская эскадра под командованием английского адмирала Рока захватила Гибралтар. По Утрехтскому мирному договору 1713 года Гибралтар официально стал английской колонией, каковой он и является по сей день.
С тех пор вот уже третье столетие Испания ведет непрерывную борьбу за присоединение скалы к своей территории. Диалог между мадридским и лондонским дворами далеко не всегда выглядел как чопорный обмен свитками дипломатических нот. Порой монархи срывались на крик и двигали друг на друга полки. Четырнадцать раз бросались испанцы на штурм гибралтарской крепости, но, как видим, англичане и ныне там. Самая длительная осада продолжалась три года семь месяцев и двадцать дней — с июня 1779 по февраль 1783 года. Осажденные выстояли и на этот раз.
Шли годы. Много воды утекло через пролив, много событий произошло в мире. Изменился и Гибралтар. Теперь это уже не та классическая крепость с зубцами башен и амбразурами бойниц, каким Гибралтар запечатлен на старинных гравюрах. Уступы скалы заставлены разноцветными домами, на заоблачный хребет проведен канатный фуникулер, в самом центре города, в парке Аламеды, разбита площадка для гольфа. Авиация, как известно, возникла значительно позже, чем игра в гольф, и места для аэродрома не осталось. Поэтому взлетно-посадочное поле построено прямо на море.
Испанцы уже давно не штурмуют Гибралтар силой, но тяжба за него все продолжается и конца ей пока не видно.
СТОРОЖЕВАЯ ВЫШКА
Не странным ли кажется, что вокруг гибралтарского утеса разгорелся пожар политических страстей? Чем объяснить, что Гибралтар хронически сделался скалой преткновения интересов двух европейских государств?
Разбирательством англо-испанской тяжбы занималась, даже Организация Объединенных Наций, этот вопрос рассматривал специальный Комитет 24-х. И все пока тщетно.