Эхо тайги

— У союзников сейчас сложная внутренняя обстановка, и на большую помощь войсками рассчитывать трудно, хотя оружие, боеприпасы и снаряжение продолжают поступать регулярно. Но всех этих усилий недостаточно для ликвидации красных банд.

Колчак повернулся к Мотковскому и встал, заложив руки за спину, расставив ноги, как обычно стоял на мостике боевых кораблей.

— Пишите, генерал, приказ.

Для резкого усиления войск, действующих против повстанческих банд, приказываю:

Параграф первый. Непосредственное командование войсками, действующими против повстанческих банд, возложить на начальника тыла генерала Мотковского.

Параграф второй. Для командования частями, непосредственно занятыми действиями против повстанческих банд, направить в распоряжение генерала Мотковского, генерала Бржезовского, генерала Евтина… передать в распоряжение генерала Мотковского дополнительно три бронепоезда…

Закончив диктовать, Колчак подошел к карте. Районы, где действовали крупные партизанские соединения, были заштрихованы. Это внутренние фронты, отвлекающие с основного фронта полки и дивизии. Местами карта словно посыпана черным горохом, и у каждой горошины — свой черный номер. Это обозначение места, где действовали партизанские отряды. Были среди них и не очень активные, такие, как отряд Вавилы Уралова, но их было много, и они тоже отвлекали силы. Повернувшись к Мотковскому, Колчак протянул ему руку.

— Теперь разрешите сказать вам чисто по-дружески. От ваших успехов в тылу зависит очень и очень многое. Не сочтите ваше назначение за обиду. Отнюдь. Это, если хотите, акт величайшего к вам доверия.

— Я так и понял. Благодарю.

— Да поможет вам бог!

9

В окно землянки заглянул рассвет и разбудил Ксюшу. Не хотелось вставать. Под боком у Ванюшки уютно. Он тихо посапывал, точно младенец. А у Ксюши на душе тревога: как объяснить Вавиле, Вере и всем остальным приход Ванюшки в отряд? Как рассказать о бабьей слабости, что дважды ставила под угрозу не только ее жизнь, но и жизнь отряда?

От этой мысли даже дыхание перехватило…

…Пришли они с Ванюшкой в отряд поздно ночью. На подходе к лагерю их остановил Федор, Поначалу обрадовался приходу Ксюши, а приглядевшись, спросил:

— Кто это с тобой?

— Ваня… Иван Рогачев. Он со мной…

— Ксюха, я должен проводить вас до Вавилы. Не серчай.

Пока шли до лагеря, Федор молчал. Только когда их окликали в темноте, он отвечал «свои» и шел молча дальше.

— Вот што, Ксюха, не след будить Вавилу — допоздна рядили и судили: где тебя искать, да кого на выручку посылать, Утресь поговорим, — и ушел в темноту.

Ксюша неслышно скользнула с постели. Заботливо прикрыла Ванюшку шинелью.

— Желанный мой, у бога выпрошенный, живинушка ты моя ненаглядная, — шептали губы, а непослушные пальцы тянули на плечи сползшие рукава холщовой рубахи, завязывали тесемки у ворота. Ксюша надела кофту, сарафан, ичиги и выскользнула на улицу.

Утро как бы не сменяло ночь, а подкрадывалось к ней, сторожко, как крадется терпеливая кошка к разнежившейся синице. Вначале чуть посветлела полоска неба на юго-востоке. Затем начала розоветь. Зарозовели вершина Каратау и нижние кромки обрывков туч, что толпой теснились у горизонта. Там, наверху, уже все пылало, а в долине еще полумрак. Серые струйки тумана лениво пробирались между стволами деревьев. За ними тянулись тонкие синеватые нити рассвета. Скрипнул в последний раз коростель, и умолк. На самой макушке высокого кедра закричала кедровка. Из прибрежных кустов радостной песней ей ответила крошка-тиньковка.

Начинался день.

— Дивно-то как! — Ксюша оглянулась. И вздрогнула, и обрадовалась одновременно. «Это хорошо, што она первая…» На тропинке стояла Вера. Щеки ее разрумянились, — видно умылась только что. Она с радостью смотрела на Ксюшу.

— Пришла? Когда? — обняла, закружила. — Ксюша, родная, как хорошо, что ты вернулась…

Ксюша чуть отстранилась от подруги.

— Пойдем на речку, мне рассказать тебе нужно… А где Вавила?

И не дожидаясь ответа, быстро пошла к Ральджерасу.

— Вера! Со мой Ваня пришел. Мой Ваня! Поняла?

— Как же это случилось?…

— Из-под венца увела…

И Ксюша торопливо, волнуясь и заново переживая случившееся, рассказала все, что произошло с ней в Рогачево. Вера не перебивала. Когда Ксюша кончила, она продолжала молчать. Молчание становилась невыносимым для Ксюши.

— Вера, да ты меня слушаешь аль нет?

— Да, да, я все поняла. Я поняла все! Он просил свидания со мной…

Вера глядела куда-то вдаль, не замечая, как оживали в лучах раннего солнца каждый кустик, каждая ложбинка, как тинькали синицы, радуясь теплому утру.