— Да как сказать, — тупил в поверхность стола. — Я ж тебе всё рассказывал. Каждую неделю общались.
— Та, — отмахнулась, — то всё телефоны твои. Вживую давай, — с хрипотцой, кашлянула. — Хоть посмотрю на тебя, полюбуюсь. — Чего тебе хочется?
— Чтобы меня не трогали, — брякнул, но вполне честно.
— Все, или только некоторые? — стряхнула пепел на землю. Глядела на него исподлобья. — Чё, мамке тебя и обнять нельзя?
Тяжёлый вздох. Всё-таки — тоже решил затянуться — и тут же тяжело выдохнул, кашлем зашёлся. Какие они, блин, тяжёлые.
— Ничо, — опять махнула рукой, — привыкнешь, попустит.
Новый глоток помог сбавить жжение. А сигарета тут же отброшена. Выкинул, затушил носком шлёпанца.
Женщина всё это время наблюдала за действиями сына. Смотрела на него расслабленно, ожидающе.
— Так, это, ответишь?
— Ну… Тебе — можно, — неуверенно.
— Та улыбнись ты, — легонько его толкнула, — чего ты как не родной?
«Она
— А кто такой
— А
— По радио же передавали. Не слышала?
— Вообще впервые! — головой замотала. — Не знаю такого. С приветом — да, тут много кого. Того же Митяева вспомни. Ну, у которого старая умерла, и он заулыбался, теперь гуляет. А вот чтоб так по новостям называли — вообще ни разу.
— Ла-а-адно, — протянул и смирился.
«Возможно, она не слышала. Но если в новостях говорили, да ещё так, будто не в первый раз — ну, ведь не могла же не слышать!»
— Ты б погулять сходил. Посидеть-то ещё успеешь. На стадион пройдись, к школе. Или к морю. Ты ведь любил море. Не разлюбил ещё? Мне оставить тебя, да? — поджав губы, видя, что сын как-то вяло на неё реагирует.
— Да, наверное, — почти-извиняясь. — Я… Я ещё хочу сам побыть.
— Ну, как знаешь, — затушила окурок о поверхность стола. Поднялась, оправила подолы платья, направилась к дому.
— Знаю, — осушил чашку последним глотком.
Всё хорошо, но: он
Вокруг творилась какая-то несусветная дичь. То пустующие, то людные улочки. Странные рандомные фразы, которые перекрывали музыку в плеере. Ещё и радио.
Всё слишком «как дома» — и в то же время всё по-другому. А ещё он позволил себе выделить время на сон, и сейчас по факту должен быть счастлив уже тому, что вообще всё ещё жив.
***
Будь в этом месте Интернет, следующим действием Николая было бы «вылезти на крипи-треды». Но Сети, походу, в этом месте нет и, по всем канонам, быть, как бы, не должно. Нет, он не обязан объяснять себе, каким образом сделал подобные выводы.
Но дичь началась ещё на вокзале, с вывески станции — и продолжалась вплоть до настоящего момента.
Статуи — ассоциации, навеянные треком, которые слушал. Дальше — переулок между двух длинных высоток — и внезапный выход на проезжую часть.
Потом, собственно, поведение матери.
И странные радионовости.
«Это — всё, что дано, — размышлял Коля в спальной, спешно собирая рюкзак». Сумка — там слишком много, взять только самое важное, и что не замедлит ход.
Что куда важнее — понимание необычности ситуации вообще не давало парню ни малейших инструкций к действию. Всё, что он точно знал на данный момент:
Лжемать пока что не агрессивна.
Его «дом» не пытался его убить. Опять же, только пока что.
Место — Околица — чем бы оно ни являлось, умеет мимикрировать и подстраиваться. И, скорее всего, есть как статичные персонажи, так и, возможно, другие
Парень выдохнул, сел на постель, схватился за голову.
Что он несёт? Это может быть очередной приступ. Ведь уже пятый час дня, а он колёса не принял. Его вполне могло крыть: расслоение реальностей ведь и раньше накатывало.
Приставил ладони к губам и шумно выдохнул, откинулся на подушку.
Ладно. У него был железный способ проверить свои теории. Для этого достаточно спросить у «матери» ровно один вопрос.
***
Женщина в неподвязанном халате всё так же сидела на кухне, смотрела всю ту же программу.
Николай вышел в коридор, поправил рюкзак, откашлялся.
Сидевшая даже не поправляла одежду, повернулась к сыну, совсем открытая, обнажая впалый живот и обвислую грудь.
— Мам, — кусая губы, осторожно вёл Коля. — Ты сказала, что папа скучает. А где он сейчас? Хочу навестить его.
Мысленно на этих словах парень зажмурился, стиснул кулаки. Произойти могло
Та аж к спинке кресла откинулась, окинула сына с нескрываемым удивлением.
— Ты ба! — всплеснула руками, — от дура старая! Ты меня слушай больше, я всякое ляпнуть могу.
Лиза
Я люблю изменённость сознания.