Эхо вечности. Багдад - Славгород

От прошлой жизни у нее остались не только золотые булавки, которых на старых тряпках насобиралось десятка два, но и изодранный и грязный жакет, в который она была одета при побеге. Перед выходом из дому она механическим жестом положила в его карманы некоторую сумму денег в золотых монетах, чтобы заплатить извозчику за проезд до реки и контрабандисту за его труды по перевозке через Днестр, а также положила туда повседневные украшения, снятые с себя.

При задержании на границе ее не обыскивали, только в сумке слегка порылись, так что содержимое карманов осталось нетронутым. Но главную ценность представляли не деньги и не остатки былого богатства, а дорогие пуговицы жакета. Их, если считать с запасными, было четыре штуки больших и семь маленьких, которые с рукавов. Это были настоящие обработанные золотые слитки с маленькими бриллиантами посерединке! Благодаря грязи, в которой она изгваздалась, никто этого не заметил.

Дома она спрятала жакет подальше от всех. А в дальнейшем, как только по причине беременности перестала заниматься тяжелыми домашними работами и немного освободилась от других обязанностей, так сразу взяла Борю и поехала в Запорожье. Сказала, что хочет повидаться с родней. А там, наверное, при помощи родни — как иначе? — продала что-то из золотых изделий и на эти деньги купила ножную зингеровскую машинку, некоторые приставки к ней и необходимые для новорожденного тряпки... Дома сказала, что это родственники подарили.

Так Александра Сергеевна на год вперед одела будущего малыша и снова стала нормальной портнихой, имеющей возможность обшивать заказчиков на хорошем профессиональном оборудовании.

Поездки в Запорожье, когда родственники «помогали» деньгами или «покупали ей и ее детям необходимые вещи», она с определенной регулярностью совершала вплоть до начала войны. Последними ушли в продажу пуговицы, ни одной из них не осталось, хотя бы для памяти о прошлой жизни... А уж золотые булавки выручали ее позже, когда она осталась без Прошки, — еще четыре года понемногу подкармливали. Не знала она, что в 1947 году настанет такой жуткий голод... А то бы сохранила хоть что-то... Впрочем, украшения, случайно оказавшиеся у нее, жалкие остатки прежних богатств, все равно были не бесконечны...

Правда, было еще Павлушино обручальное кольцо — дорогое. Она его, дабы уберечь от своих покушений, дабы сохранить как память о счастье на все оставшиеся дни жизни, дабы не потерять, уберечь от вора, положила в жестяную коробочку из-под леденцов и закопала в огороде недалеко от молодой яблони — глубоко-глубоко. Но выпал как-то неблагоприятный год, и та яблоня засохла. Сразу, среди лета, Александра Сергеевна копаться под ней не стала. Зато Прошка поспешил ее срубить и корешок выкорчевать. А после этого сколько Александра Сергеевна ни рылась в огороде, коробочку с кольцом не нашла — то ли не в том месте искала без ориентира, то ли Пронька коробочку нашел и забрал. Второе предположение вызывало у нее сильные сомнения, так как не наблюдала она у него каких-то неожиданных денег.

Скорее всего, то кольцо так и осталось лежать в огороде. С тех пор жестяная коробочка, должно быть, истлела от ржавчины, и оно, оставшись без защиты, провалилось дальше в сырую землю.

Новый ребенок, сын Георгий, родившись, конечно, всколыхнул в Александре Сергеевне материнские чувства. С тех пор он и стал той компенсацией за все жертвы, на которые она обрекла себя из-за трагедии с первым мужем. Он привязал ее к каждому восходу солнца, к дому, к любящему его Прошке, к суете простой жизни. И он же отрезал от своей матери память о прошлом. Того прошлого как будто и не было, как будто знала она его по чьим-то рассказам, а не по своей жизни.

Это не жизнь

Итак, вторым мужем Александры Сергеевны стал, можно сказать, случайный для нее человек, которого она сначала даже не воспринимала как мужа. Тем не менее так получилось, что покупка недостроенного дома и совместное довершение строительства, а затем рождение Зёни укрепили ее отношения с ним, а со временем сделали их брак нерасторжимым.

И хотя у каждого из них быстро накапливались непрощаемые обиды друг на друга и даже основания для ненависти, но супруги продолжали оставаться вместе.

Если взять Прокофия Григорьевича, то с его стороны основных причин, по которым он держался за этот брак, было три.

Первая — достроив дом, подаренный Александре Сергеевне ее матерью, он, дабы иметь крышу над головой, стал демонстративно считать его наполовину своим. Его убеждение в праве на владение домом было настолько напористым и агрессивным, что подавляло Александру Сергеевну, и она противостоять ему не могла, даже если бы захотела. Она это чувствовала и ей это сильно не нравилось. А когда там завелся Зёня и начал метить углы мочой, то притязания Прокофия Григорьевича на этот дом еще больше окрепли, так что выдворить наглеца из своего дома Александра Сергеевна могла только с целой армией вышибал. Но приглашать вышибал она почему-то не торопилась.