Эхо вечности. Багдад - Славгород

Не, ну мне только этого не хватало! Я свой плен переживал как вину перед всем миром, а тут еще полицию себе на плечи положу! Нет уж! В плен меня затащили силой, с моей стороны — это бессознательный поступок, я туда не по своей воле попал. А в полицию я, находясь в полном сознании, не пойду!

Но что делать? У меня же тут семья, которая может пострадать. Начал я выкручиваться:

— Ваше предложение неожиданное, его надо взвесить. Дайте мне срок.

— Три дня! — с решительностью орет Андрухов. — И чтобы я за тобой не бегал!

Вышел я от него, как из бани. Господи, ну что мне делать?!

Через три дня пришел к нему.

— Ну что? — спрашивает Андрухов.

— Знаете что, — доверительно начал я, — я с вами буду откровенным, можно?

— Давай!

— Раньше я работал на станках, на тутошнем заводе. Другого опыта не имею, и чувствую, что могу вам не угодить на той должности, которую вы мне предложили. У меня просто к этому нет способностей. Я рабочий и могу только руками работать. Вы же будете мной недовольны. Я неподходящая кандидатура.

— О, вижу ты такой же разумный, как твоя теща. А то загоню туда, где Макар овцы пасет... Иди, и думай дальше.

Я кинулся к старосте сельуправы. Сельской управой руководил Григорий Петрович Багнюк, славгородец. Я с его дочкой в мои недолгие школьные годы в одном классе учился. Он меня хорошо с детства знал. Конечно, начальник полиции был главным в селе, но все же...

— Григорий Петрович, вы знаете что, ну так-то и так-то... — пожаловался я с полным рассказом о предложении Андрухова.

— Ну что же, Борис, сейчас время такое... Ты знаешь что... Андрухов — он дурак. Вульгарный мужик, орет, гнет матюги...

Он был, может, и не жестокий, но тупой. Но это тоже опасно! Такие люди — они бессердечные. Они — исполнители чужой воли, им легко это навязать. Но мне от этого не легче.

— Пожалуй, Борис, я тут ничего не сделаю, — в заключение сказал Багнюк.

Я тогда взял бидончик меду и пошел к его сыну Леониду, с которым дружил когда-то. Он был чуть старше и опекал меня.

— Леня, ну ты хоть помоги! — я изложил ему все перипетии дела. — Пойми, мне очень нужна помощь!

Он взял мед. Пообещал что-нибудь придумать. Дня через два вызывает меня к себе Григорий Петрович, его отец.

— Я тебе скажу по секрету, Борис, Андрухов тупой и у него куриная память. Он то, что тебе сегодня говорил, на завтра уже забудет. Не показывайся ему на глаза и все!

И я пошел работать в колхозную кузню, которая была на соседней улице, чтобы не ходить в центр и не натыкаться на Андрухова. К нему больше не пошел — он же мне встречу не назначал, а просто велел думать. Мало ли... вот я до сих пор думаю».

С тех пор Борис Павлович находился в самой гуще людей и событий и имел возможность всему дать свои оценки.

Присмотревшись к новым порядкам, он понял, что навредить врагу без ущерба для мирных жителей никакими стараниями и усилиями одиночек не удастся — слишком хорошо у немцев все предусмотрено и схвачено. Противостоять им можно было только так, как славгородцы и делали. Во-первых, добывали документы для бежавших из плена красноармейцев, благодаря чему те, оказавшись в оккупации, избегали преследований. И во-вторых, с помощью хуторян помогали бежавшим пленным или вышедшим из окружения солдатам залечивать фронтовые раны и поправлять здоровье. На свой страх и риск добыванием документов занимались некоторые старосты, взятые немцами в услужение из славгородцев. А уж с кем они контактировали в управе — это были их тайны. Содержание же своеобразного реабилитационного центра на хуторах целиком лежало на Якове Алексеевиче — рискуя жизнью, он обеспечивал выздоравливающих питанием и даже иногда медикаментами, потому что в его доме жил немецкий врач. Перевозки раненных туда и обратно тоже были на нем, ибо он хранил в тайне от всех те места, где находил поддержку.

Эти люди, по-своему приближавшие победу, не стремились стать героями, не пытались выпячивать свои заслуги после Победы, не писали о себе в газеты и не рассказывали о своих делах пионерам. Об их деятельности многие даже не подозревали, что и помогло им уцелеть — в отличие от партизан, оставленных и действовавших в Славгороде по заданию партийных органов.

Правда, Яков Алексеевич погиб, но это не было связано с тем, о чем сейчас говорится. А хуторянам, прятавшим и выхаживающим красноармейцев, те после войны отблагодарили. Конечно, кто остался живым. Известно, что и Борис Павлович помогал своим спасителям.

Никого из них уже нет в этом мире, но мы должны знать, что это были люди высшей пробы. Они умели по собственному почину организоваться и сопротивляться врагу, им не надо было выдавать задания, ими не надо было руководить. Они любили свою Родину, своих земляков и понимали, что только вместе друг с другом смогут выжить. Это и руководило ими. Тихо и незаметно они делали свое дело, не требуя ни почестей, ни наград, ни даже признания.