Эхо Великой Песни

— Не вели сажать меня на кол, о повелитель! — взмолился гончар. — Казни меня милосердно. Я не хотел тебя оскорблять.

— Сочтешь ли ты справедливым, если я велю отрубить тебе голову и бросить ее в Луан?

Садау тупо кивнул — все лучше, чем на кол.

— Пошлите за палачом, — приказал царь. Долго ждать не пришлось: вскоре к горшечнику подошел громадный детина с большим кривым тесаком. Садау затрясся. — Послание царю следует доставлять незамедлительно, — сказал Аммон. — Всем известно, что цари шутить не любят и кровь льют, как воду.

Наклони голову.

Садау заплакал и покорно нагнулся, подставив шею палачу.

Царь махнул рукой, и перед Садау легла тень поднятого тесака.

Гончар крепко-накрепко зажмурил глаза. Тесак свистнул в воздухе, но палач в последний миг остановил его, и холодный металл лишь слегка коснулся шеи. Садау без чувств повалился на пол.

— Отнесите его домой, — сказал молодой царь, — и скажите, чтобы в будущем остерегался секретов. Секреты — как зерна пшеницы. Их можно долго хранить в себе, но они все равно пробьются к свету.

— Будет исполнено, повелитель, — с низким поклоном ответил один из стражей. — Но могу ли я прежде задать тебе вопрос?

Царь кивнул, и стражник, откашлявшись, спросил:

— Почему ты оставил ему жизнь?

— Потому что это в моей власти. Хочешь спросить еще что-нибудь?

— Нет, повелитель.

— Хорошо. Когда доставишь горшечника домой, приведи в мои покои Анвара.

Стражники подняли недвижимого Садау и вынесли его из дворца.

Глава 8

Анвар вел урок, когда пришли солдаты. Шесть его старших учеников решали сложную архитектурную задачу, где требовалось рассчитать вес и напряжение. Анвар дал им чертежи одного здания, и они должны были определить, рухнет оно или выстоит. Они непременно решат, что рухнет, и тогда он скажет им, что это здание музея в Эгару. Придется им считать заново.

Он любил учить, любил наблюдать, как развиваются умы его учеников. Молодые с их интуитивным полетом фантазии не уставали удивлять его. Они еще не отгорожены от мира стенами традиций.

При виде солдат он ощутил мимолетное раздражение. Велев ученикам продолжать без него и записать решение на табличках, он набросил на костлявые плечи плотный красный плащ и вышел впереди двух солдат на солнце. От яркого света заслезились глаза. У вновь отстроенного университета его ждала колесница.

— Не слишком быстро, — садясь, предупредил Анвар погонщика. Тот с ухмылкой щелкнул кнутом над двумя мелкими лошадками.

Ехать, к счастью, было недолго, и Анвар с громадным облегчением сошел у глинобитного дворца. Здание, как всегда, вызвало в нем отвращение. Безобразная кубышка. Зодчим, строившим дворец, недоставало воображения.

Стражник проводил его в царские покои. Аммон, раздетый, лежал лицом вниз на столе, и молодой раб его массировал. Анвар молча остановился на пороге; царь, приподнявшись на локте, по-мальчишески усмехнулся.

— Рад видеть тебя, учитель.

— Твое приглашение для меня всегда большая честь, государь.

Аммон отпустил раба, закутался в плащ из тяжелого синего шелка и вышел в сад. Цветущие деревья насыщали воздух густым ароматом. Царь растянулся на траве, предложив Анвару сесть рядом.

— Как дела в университете?

— На будущий год станет лучше, а еще через год — тем более. Некоторые ученики уже превосходят своих учителей. Я переведу их в наставники.

— Это хорошо. Знание — ключ к будущему. Я помню, как ты говорил это мне.

— Ты был отменным учеником, повелитель. Возможно, лучшим из всех, что у меня были.

— Возможно? — с широкой улыбкой повторил Аммон. — Плохой же ты дипломат. Кто же говорит «возможно», когда речь идет о царе?

— Боюсь, что ты прав, государь.

Аммон поманил к себе стоящего неподалеку слугу.

— Принеси холодное питье мне и моему гостю. — Слуга с поклоном удалился, и царь снова откинулся на траву. Солнце играло на его намасленной коже.

— Аватары уничтожили наш отряд, — сказал он.

— Как ты и предсказывал, государь. Насколько я понял» твой брат больше не будет тебе досаждать.

— Да. Он погиб, увы. Но вот что любопытно: враг выслал против него лишь горстку вагаров во главе с одним-единственным аватаром.

— Вирук?

— Он самый. Столь слабый отклик на брошенный нами вызов. Что это значит?

— Они слабее, чем кажутся, государь.

— Верно. Но мне думается, что время для открытого удара еще не настало.

— Не мог бы ты посвятить меня в ход своих рассуждений, государь?

Слуга принес золотые кубки с фруктовым соком. Аммон поблагодарил его и сел.

— Тот, кто ударит первым, даже если он победит, будет ослаблен. Моя армия могла бы, возможно, завоевать пять городов, но мы понесли бы огромные потери — и как нам тогда выдержать натиск враждебных племен?

— Я нахожу твои рассуждения здравыми, государь. Нам было бы выгодно, если бы первый удар нанесли наши враги.

— Именно так. И по счастливому совпадению Джудон Партакийский как раз это и замышляет.

— Чем я могу помочь тебе, государь?

Аммон отпил из кубка.

— Когда начнутся боевые действия, наши люди в городах не должны оказывать никакой помощи Джудону. Пусть, наоборот, всячески поддерживают аватаров.