Эхо войны.

Я прополоскала руки в ледяной воде и поднялась. Прав был когда–то Ремо, хоть сейчас он наверняка со мной не согласится, — не травить нужно было парня, а хвататься за первые порывы раскаяния — может, и не натворил бы он ничего… Для того, чтобы измениться, действительно не нужны сотни лет. Я забыла об этом.

А вот ты, Коэни, при всем своем незнании жизни, возможно, оказался и мудрее меня.

Утратила я во льдах хватку и смирение. Стала злой. Вот только навряд ли это снимает с меня ответственность, раз так и не передала свою паству в другие руки. И… как знать. Может, действительно еще не поздно.

Умирать — так с чистой совестью. Хотя бы профессиональной.

— Зима, — позвала я.

Он обернулся. На бледном лице застыло выражение настолько мучительное и безысходное, что я испугалась. Если он на себя из–за этой катавасии руки, не приведи боги, наложит, то и будешь в этом виновата, дура старая!

Наконец он заметил меня. Губы дернулись, на лицо спешно наползло привычное независимое выражение.

— Что вы хотели?

— Поговорить. Когда–то я это обещала. Тем более, что… случай больше может и не представиться.

Бледные щеки вдруг вспыхнули румянцем. Мягко говоря, странная для него реакция.

— Я… Я сейчас занят, — пробормотал наконец Зима вместо ожидаемой вариации на тему «в гробу я всех вас видел». Вежливо, с каким–то болезненным блеском в глазах поклонился и быстро зашагал в сторону главной пещеры. И вот тут я испугалась по–настоящему.

Будь у меня время, я бы догнала его и вытрясла, что с ним творится, но времени вдруг не стало.

Завыла сирена — настолько резко и надрывно, что заныли зубы. Я схватила ведро и бросилась по привычному маршруту.

— Ну, ты совсем обнаглела, — среагировал Этан на очередную просьбу приглядеть — на этот раз за ведром. — Надо полагать, скоро меня будут гонять эту посуду мыть, как в старые добрые времена?

Я закатила глаза, спешно влезая в бронежилет и обвешиваясь оружием. Схватила шлем и убежала, так и не развив дискуссию.

Глухо звякающая броней толпа стекалась изо всех пещер со скоростью горной реки. Наверное, потому, что первую — плакальщицу, слава богам, не т'хора, — я пристрелила еще на подходе к коридору у залов, и единственной она не была.

Хаос начинался от порога главной пещеры. Метались и испуганно визжали женщины–гражданские, мешая солдатам пробиваться вперед, висли на руках, истерически что–то голося… Стремительными тенями прыгали пробившиеся сквозь заслон твари, инстинктивно целясь в тех, кто помельче и послабее.

Это была не тревога, это был самый настоящий прорыв, в самом паршивом смысле этого слова.

В воздухе запахло кровью.

Силовики в «чешуе» протаранили рыхлый строй солдат, пробежав пещеру насквозь, и скрылись в коридоре, выдвигаясь на передовую. Я проводила сослуживцев почти завистливым взглядом.

Где–то впереди отчаянно закричала женщина. Я кинулась на звук и едва успела поймать за ноги уже вытянувшуюся в броске тварь. Шваркнула изо всех сил о пол головой и оглянулась. У оседающей женщины на боку расплывалось красное пятно — успела–таки достать. Я подхватила ее за талию, с удивлением опознав Тиссу, и, поколебавшись, все же побежала вместе с ней в ближайшую госпитальную пещеру. В ней нашелся только Лаппо, которому я и сгрузила на руки секретаршу, побежав обратно.

То, что творилось там, за коротким узким коридором, не поддавалось вообще никакому описанию. Пробившись сквозь толпу, я сначала подумала, что ослепла. А потом поняла, что бывает на свете чернота, которую не могут пробить даже военные фонари, — сотни черных тел с огромными белесыми глазами, слабо фосфоресцирующих в темноте.

У меня зашевелились волосы на голове. А губы зашептали полузабытую молитву Жизни.

Боги мои…

Нас же сожрут и не подавятся.

И в своем стремлении это сделать съехавшее с катушек от голода зверье пойдет до конца.

Под высоченным, недостижимым для лучей потолком металось грохочущее эхо. Силовики развернулись в широкий монолитный строй, пока намертво перекрывая подходы к коридору — «матери» сметали накатывающиеся волны ураганным огнем, тяжелая броня не давала выбить зазевавшихся солдат из строя. Мы, с броней слишком слабой, выстроились вторым и третьим рядом, подпирая спины и выжидая.

И тут они начали прыгать сверху, будто скопировав тактику у т'хоров. Я резко вскинула «мать»… и остановилась.

— Вверх не стрелять!!! — пронесся в эфире истошный вопль старшего офицера. — Обвалите свод, придурки!

Я автоматически выхватила нож и коротким, без замаха, ударом встретила первую летящую мне на голову тварь. Шлем окатило темной кровью, уже мертвая тушка ударила в плечо. Послышались крики более нерасторопных или менее тренированных солдат, строй смешался. Я смахнула рукавом кровь с лицевого щитка и вскинула голову вверх, откуда раздавалось непрерывное шуршание и царапанье.

Плакальщицы лезли по сталагнатам вверх, упираясь в каменные колонны толстыми загнутыми когтями задних ног и цепляясь длинными передними, а потом, оттолкнувшись мощным рывком, летели на нас, выставив вперед кинжальные когти.