Эхо войны

— Шалят. Хочется — признался Борис, зло передернув широкими плечами — Только не выговориться, а выматериться и кому-нибудь что-нибудь сломать, да так, чтобы ажно с хрустом и напополам! Бешусь от бессилия, от невозможности на что-либо повлиять! Понимаешь?

— Поясни — попросил я и чуть подумав, радушно протянул Борису последнюю луковицу — На. Освежает.

— Не — отмахнулся тот, снимая с пояса флягу — Я лучше водички. Что тут пояснять? Вообще не знаю, почему тебе это рассказываю.

— Потому что я чужой и нелюдимый — фыркнул я — Потому что мне плевать на ваши проблемы. Потому что мне от вас ничего не надо.

— Хорошо сказано — чуть помедлив, произнес Борис — И прямо. Я тебе так скажу, Битум — долгие годы меня дрессировали действовать в экстремальной обстановке и сохранять контроль над ситуацией. Дрессировали хорошо. Вот только нельзя контролировать тупость! Как можно просчитать, что один из этих долбанутых на всю голову людоедов решит взорвать целую кучу гребанной взрывчатки прямо у себя под ногами?! Как?! Ведь этот дебил, что замкнул клеммы детонатора… млять! Он ведь даже не соображал что делает!

В ярости пнув песок, Борис развернулся и зашагал обратно к автобусу. Поглядев ему в след, я пожал плечами и занялся последней тюльпанной луковицей.

— Нервничает шеф — мрачно хохотнул подошедший следом Виктор, утирая залитое потом лицо рукавом — Даже его проняло. А мы уж думали, что он из стали сделан, непрошибаем. Когда нас те кочевники на парусниках обложили со всех сторон, он и то спокойным оставался, а тут…. Эй, да тебе похоже неинтересно…

— Ты прав — меланхолично кивнул я, старательно работая челюстями — Неинтересно.

— Ну и черт с тобой! — буркнул Виктор, глядя на меня сквозь непроницаемые стекла солнцезащитных очков, чуть помедлил и все же добавил — Что поймал бутылку с коктейлем Молотова — спасибо! За нами должок.

— Из вас мне никто и ничего не должен — качнул я головой — Я сам забыл захлопнуть крышку люка. Просто исправил ошибку. Когда мы отправляемся?

— Меньше чем через час — коротко ответил Виктор и зашагал прочь.

Через час, значит через час. Отряхнув ладони от налипшего песка, я сложил руки на груди и откинулся на склон бархана. Отдохну, пожалуй. Можно конечно помочь мужикам с ремонтом автобуса,… но как-то не тянет, не тянет. Складывать руки на груди меня приучил Тимофеич — там к рукоятям ножей ближе.

Прогнозы Виктора не оправдались. Около завода мы проторчали больше трех часов. Сначала люди Татарина неумело пытались заменить покрышки, а затем, когда автобус уверенно встал на все четыре колеса, к ярости Бориса он попросту отказался заводиться. В итоге, когда мы смогли продолжить путь, в нашем распоряжении осталось не больше часа до заката. По превратившейся в один песчаный нанос дороге удалось преодолеть около восьми километров, а затем подступили сумерки, и пришлось остановиться на ночлег.

Получив короткий приказ по рации, первым затормозил едущий впереди автобус, затем заглушил двигатель и грузовик. Ночлег. Первый день пути завершен.

Покинувшие машины усталые люди разминали ноги, потягивали затекшие спины, а я забрался на вершину крутого бархана и оттуда осмотрелся по сторонам. Впервые в жизни буду ночевать так далеко от города, и впервые я оказался в абсолютно незнакомой мне местности. Нет, ориентиры я не потерял, но ощущение было достаточно неуютным. Кто его знает, что за опасности могут скрываться в этих местах….

Мне было бы куда спокойней, будь я здесь один или на худой конец с опытным охотником, но в компании не замолкающих ни на минуту людей Татарина…. А ведь неплохие они мужики в целом, но не охотники они, не охотники. Не привыкли молчать, неуютно им в тишине. Все городские такие же — чуть затянется тишина, так сразу торопятся ее нарушить побыстрее. Поговорить не с кем — так петь начнут или свистеть. Настукивать ритм ногой или ладонью, при этом жадно посматривая по сторонам — вдруг да найдется собеседник! А все из-за тишины — боятся ее непривычные люди.

— Что там, Битум?

— Вроде тихо, Ильяс — не оборачиваясь, отозвался я, вглядываясь в бесконечные вершины барханов — Тихо…

— Я уже и не рад, что ты меня на эту работенку сосватал — довольно зло буркнул второй проводник, вставая рядом со мной — Че творится… никак не ожидал, что тот придурок начнет по варану из винтаря мочить. Не успел остановить.

— Не меня, а ту девчонку благодари — хмыкнул я, почесывая заросшую щетиной щеку — Если бы не она, кто знает, чем бы дело обернулось.

— И не говори — рассмеялся Косой Ильяс, сняв солнцезащитные очки и взявшись их протирать выуженной из кармана грязной тряпочкой — Млять… вроде темнеет, а глаза режет немилосердно. Как ты без очков обходишься?

Коротко взглянув на прищуренные глаза Ильяса, я безразлично пожал плечами:

— Привык. Лет двести назад обходились же как-то люди без очков, вот и я так же.