Эхо войны

— От махания кетменем. И от таскания камней. Мы проводники, не наше это дело, верно?

— Верно — не раздумывая подтвердил я, ничуть не горя желанием таскать камни или бить кетменем по очень твердой просоленной земле — А что там? Что они нашли? Чего рванули?

— Любопытно? Так и надо было самому лезть и смотреть — пробурчал Ильяс — Меня Борис три раза туда послал, куда и жена моя не ходила самыми темными ночами. За то, что я под руку ему лез.

— Поэтому я туда и не совался — признался я — Они все на нервах. Нам не верят. Дошли до нужной точки и брызжут кипятком. Чего соваться? Чтобы сразу послали?

— Вот и узнавай, у кого хочешь, раз такой умный — окончательно обиделся Ильяс.

— Держи — я протянул мужику прихваченный из своей городской берлоги узелок — Там немного, но тебе в самый раз.

— Чем там? Ух…. Баранина? — проводник неверующе уставился на тонкие пластинки очень темного и твердого мяса хранившиеся в развернутом узелке.

— Баранина — подтвердил я — Угощайся. Вот еще луковицы тюльпанные, чуть раньше собрал их. Хрусти вперемешку с мясом, чтобы в горле не пересохло. Баранина с перцем вяленая, жгучая.

— Ну спасибо, братух! Такое я люблю….

Ильяс снял с пояса нож, отточенным до бритвенной остроты лезвием легко отделил небольшой кусочек мяса и положил его в рот. Прикрыл глаза от удовольствия — хотя мне его не понять.

Баранину я хранил, как НЗ на самый черный плохой день, сохранялась она в верхнем сухом углу моей берлоги, прикрытая несколькими слоями тряпки. С собой взял можно сказать случайно, все равно планировал заменить и обновить запасы съестного. И раз уж собирался я хранить баранину долго, озаботился тем, чтобы провялена она была мастером своего дела и с добавлением самого жгучего перца смешанного с крупной серой солью. Чтобы хранилась подольше и чтобы насекомые не совались.

Перед употреблением мяса я планировал корку перца содрать ножом и хорошенько прополоскать баранину в воде, а то и отмочить в ней — чтобы излишки соли и перца ушли. А вот мой коллега проводник и охотник этого не сделал. Поэтому во рту Косого Ильяса сейчас должен полыхать пожар, что подтверждали катящиеся по его щекам слезы. Силой перца ему обожгло рот, скрючило в спазме язык, выворотило губы наружу и опалило глотку. Но он продолжал счастливо улыбаться и медленно разжевывать жгучий кусочек мяса….

— Так что там? — напомнил я, выждав, когда Ильяс прожует второй шматок баранины, незаметно при этом сдвигая висящую на поясе флягу за спину. Ну его этого любителя перца — у него губы и рот горят так, что он разом выдует и свои и мои запасы воды.

— Там трындец! — чавкая, поведал мне проводник, округлив глаза и всем выражением лица дав понять, что ничуть не преувеличивает — Слушай! Это Шайтан мать ее гора! Знал бы я о ней лет на сорок пораньше — ох! Слушай! Нет, ты слушай!

— Да слушаю я, ты рассказывай.

— Короче! …

«Короче» оказалось длинным, дерганным и перескакивающим с места на место рассказом. Но суть я уловил быстро и теперь жадно впитывал мелкие подробности и детали.

Русские не просто так пришли к этим нагромождениям скал и песка. Среди дикого природного месива они быстро отыскали ничем не отличающуюся от других неглубокую впадину у основания толстой, но невысокой скалы напоминающей корявый пень. Причем как им удалось найти впадину — непонятно, ведь она была полностью скрыта песком, коего пустыня насыпала аж с горкой и сверху посадила десяток кустиков, поселила змей и ящериц, рассадила под камнями нескольких злющих скорпионов. В общем — обычные пески.

Однако русские безошибочно вышли к нужному месту. Разогнали живность покрупнее, лопатами порубили змей, потоптали скорпионов, раздавили паука фалангу — сольпугу, как называл их кто-то из моих умерших уже знакомых стариков. Затем чужаки снесли верхушку горки, быстро углубились вниз, где и остановились у каменистого основания — большущая груда разнокалиберных каменных обломков устилавших дно очищенной от песка впадины. С помощью мгновенно выстроенной орущим Борисом живой цепочки из людей Татарина около сотни поддающихся людской силе камней были вытащены и отнесены подальше. Снова выгребли песок. И снова начали вытаскивать камни. И так вот два раза — причем дальнейшие события Ильяс наблюдал издалека, не желая больше попадаться на глаза Бориса или изнемогающих от натуги друзей. Они ведь таскают, а он на горке сидит и в небо плюет….

После расчистки всех отправили подальше, дали передохнуть. Прошло минут пятнадцать — и взрыв! Мощный, заставивший задрожать и землю и скалы, разнесшийся на десятки километров вокруг.

На этом рассказ Ильяса закончился, но я и сам видел как обстоят дела сейчас — едва улеглась пыль как перепачканный сухой глиной Борис вновь погнал мужиков к невидимой отсюда впадине. И вновь поплыли по рукам цепочки вытащенные камни и крупные куски плотной глины.