Эхо войны

Я уехал, работал, прошло уже больше года. И однажды ночью, часа в два, когда я уже спал, меня разбудил стук в дверь, в окно, я услышал голос Кирилла. Я не могу понять, как же так? Откуда он здесь взялся, когда он невыездной? Но, тем не менее, слышу его голос и еще знакомого наладчика:

– Открывай!

Я открываю: в самом деле, стоят Кирилл и Виктор. Подвыпившие, шумные. Приехали из Союза, в то время это радость была. Собрали на стол, посидели. Поскольку дело ночное, уложил их спать. Решили утром побеседовать, расспросить, что там, как там на Родине. Тем более, они привезли письма и подарки. А подарки – это черный хлеб, селедка, этого в Индии не было. Утром пришел коллектив здороваться, знакомиться. После этой встречи мы с Кириллом уединились курить на креслах в саду.

– Как же ты все-таки попал из невыездных в выездные? – спрашиваю я его.

Он начал издалека рассказывать:

– Ты знаешь, что у меня отец на ящиках работал в институте? Перед самой войной они на западном полигоне что-то испытывали, а тут началась война, и они в окружение попали. То, что испытывали, конечно, уничтожили. Отец со своей группой попал в плен. Находились они в плену где-то неделю. Поскольку еще лагеря немцами плохо охранялись, им удалось сбежать. Сбежали и пристали к окруженцам, которые выходили из окружения. Вместе с ними он и вышел. В дальнейшем, естественно, опять работал на оборону. А тут после войны другая тема была. Я точно не знаю, но догадывался, что работал на космос…

…Однажды ночью пришли люди в гражданском, подняли нас с матерью и отца, начали производить обыск. Все бумаги паковали в ящики и увозили. Отца увезли, а нас, как говорится, выперли из квартиры. Стали мы с матерью жить у сестры отца, она была одинока, муж у нее погиб, а детей не было, она нас и приютила. Об отце сначала ничего не было слышно, а потом нам сообщили, что он шпион, враг народа и осужден на двадцать пять лет. Мать у меня врач, ты же знаешь, но ее с работы не выгнали, а меня заклеймили. На общем школьном собрании меня клеймили мои же одноклассники, правда, по бумажкам, что я такой-сякой, что я скрывал, что у меня отец предатель, шпион. Исключили меня из комсомола. Я перестал ходить в школу. Вначале, чтобы мать не расстраивать, я делал вид что ходил, а сам болтался по городу. А потом, когда прислали бумаги на дом, что меня исключили за непосещение занятий, мать расстроилась, но ничего не сказала. Спросила только, чем буду заниматься. Я ответил, что пойду работать. Так я попал на наш завод, стал работать, окончил вечерний техникум, затем институт. Когда мы были у тебя на вечере перед твоим отъездом, я перебрал тогда, надо сказать. Обидно мне было, что же я такого совершил, что на меня постоянно запрет кладут. Приехал домой, взял и написал письмо в обком, что если я совершил неблаговидный поступок или мои ближайшие родственники, прошу написать какой, поскольку в неоднократных предложениях от руководства выехать за границу мне было отказано. Написал также, что эти отказы отрицательно сказываются на моих взаимоотношениях с коллективом, а также на работе. В чем я виновен – попросил указать мне лично. Запечатал в тот же вечер письмо и отослал прямо первому секретарю обкома Романову…

Утром вспомнил, что написал, но уже не вернешь. Через два дня прибегает секретарь и вызывает меня к главному. Думаю, что за спешка? Я прихожу, главный говорит, чтобы я взял вертушку. На том конце телефона мужской голос говорит:

– Кирилл Владимирович, будьте любезны, придите завтра в Смольный, кабинет 42, пропуск заказан, желательно к 11 часам.

Я передал главному разговор, тот сказал идти.

Прихожу в кабинет, который мне был сказан, меня пропускают. В кабинете сидит мужчина лет сорока пяти, перед ним моя анкета. Он спросил меня, я ли это писал. Я ответил, что это мое.

– А почему же вы пишете, что ни вы, ни ближайшие родственники судимы не были, у вас же отец был осужден.

– Он был осужден, но потом судимость была снята. Не только сняли судимость, но и восстановили на работе, в партии, во всем, кроме…

Тут он остановился, немного помолчал, а затем продолжил:

– Забрали отца, никакой связи с ним не было. А потом где-то через год приходят к нам двое мужчин в гражданском, вежливые, назвали маму по имени и отчеству. Просили ее проехать с ними. Я думал и мать заберут…

…Потом где-то часа через два-три приезжают. Они же и маму привезли, и мама начинает собирать свои и мои вещи, говорит тетке, что переезжает на старую квартиру. У тетки глаза расширились, ничего не поймет, я тоже. Собрали вещи, приехали на старую квартиру. Когда мы зашли, они говорят:

– Вы посмотрите, пожалуйста, каких вещей не хватает, и сообщите, завтра придет человек, – откланялись и уехали.

– Папа возвращается завтра, – сказала мама.

В ту ночь я даже не уснул. На следующий день отец действительно приехал. Отец у меня был здоровый, красивый, а тут вдруг приезжает сгорбленный, седой, я еле в нем узнал отца… А руки… Он играл на фортепиано… Руки изломаны, в каких-то буграх. Говорит плохо, шепелявит, зубов нет. Седой весь, мать бросилась на шею, я тоже…