Эхо войны

       Мы выждали минут десять. Ничего не происходило. У входа в короткий коридорчик по-прежнему маячили темные фигуры. И по-прежнему ничего не предпринимали.

       - Ну и что за фигня?... - безжизненно вопросила в пространство Тикки, привалившись к стене.

       Я молча порадовалась, что она еще жива, поскольку в таком состоянии в шлеме безошибочно распознавала только Оглоблю. Что до вопроса... Я поискала глазами обгоревшую белую косу с приметной лентой, которая вроде бы мелькала где-то здесь последние полчаса, несмотря на отсутствие у ее владельца полной брони.

       Диррхейм был здесь. "Мать" не удержишь одной рукой, особенно если тебя на это не натаскивали - тяжелая, не прицелишься толком, да еще отдачей вырвет из руки после первого же выстрела. А он вот подобрал где-то и стрелял, как из родной. Хотя чему я удивляюсь, боги мои...

       - Идите пока внутрь, все, - он выглянул из пещеры, в которой снова развернули госпиталь. Я открыла рот и внезапно поняла, что сил на полноценные слова уже не осталось. Из горла вырвалось только протестующее мычание. Судя по согласному хору, я была не одна такая. - Это приказ! Вас сменят.

       Ага, сменят... Сменяли нас обычные солдаты. С обычной броней и обычными стволами. Пушечное мясо. Хоть бы на пару залпов их хватило, когда попрет опять...

       Шатаясь и волоча ногу, я кое-как втащила себя внутрь, прислонила "мать" к стене у самого входа и осела рядом, отключаясь.

       Где-то там, куда я провалилось, было черно от темноты, продувало ледяным ветром насквозь, а еще - не отпускало ощущение, что меня тянут в противоположные стороны. Голова болела так, как будто кто-то упорно в нее лез. Скотина! Я отмахнулась жестким блоком - насколько могла. Сознание прошило резкой болью. Я взвыла и проснулась.

       Ногу кто-то снова шил. Было тихо как в морге, от этого казалось, что уши опять отказали. Ни стрельбы, ни взрывов, ни визга. Даже цокот и навязший в зубах шорох крыльев куда-то делись.

       Было тошно. Муторно и тошно.

       Вповалку лежали раненые и почти целые, живые и почти мертвые, и трех почти медиков не хватало, даже попытайся они разорваться. Лекарства - только для самых тяжелых, прочие же явно не успеют умереть ни от заражения крови, ни от лихорадки.

       Рядом вздрагивал во сне Тайл, дремал вполглаза Маэст, прислонившись к стене и положив "мать" на колени. Сколько же времени прошло? И все еще - ничего?

       Мелькнула в тусклом свете серебряная коса. Северянин шел куда-то мимо, но я схватила его за пустой рукав, заткнутый за ремень.

       - Нет, - обронил он и с явной неохотой остановился. - Все - нет.

       - Что - все?

       - Нет, я не вижу, чем все закончится. Я вообще почти ничего сейчас не вижу.

       - Когда меня убьют? - вдруг спросила я, внимательно глядя в холодные невидящие глаза.

       - ... Вчера в полночь. Зачем спрашивать, если вы об этом знаете?

       - Поэтому и не видите? Замена исходных, при других гибли все?

       - Нет. На этих солдат ваше присутствие в рядах живых не повлияет, - Диррхейм перевел тяжелый взгляд на меня. - Я понятия не имею, доживете ли вы до того момента, который вижу я. И понятия не имею, сделаете ли как должно, и как выглядит это "должно". И главное - зачем. Хотя... Забудьте. В моем видении умирали те, кто уже мертв... - он замолчал. - Где-то Жизнь свернула на другую тропу.

       - И я уже не влияю вообще ни на что?... Можете не трудиться, фарр, я понимаю. Скажите, не как провидец, как офицер... - я замолчала.

       - Не скажу. Вы сами все знаете.

       Он развернулся и ушел - в дальний конец пещеры, принимать отчет у Ремо.

       Да, я сама знаю все. Взгляд скользил по тесной и душной каменной норе, забитой ранеными, по спящим урывками солдатам, в глазах которых - решимость сражаться до конца. И - безнадежность.

       Потому что ничто не может длиться вечно, даже это странное затишье, которое бывает только перед бурей. Пройдет час, другой, и мы вспомним, что кончились плазменные обоймы, что в огнеметах не осталось зарядов; что мутная зеленая взвесь уничтожит всех, кроме силовиков в полной броне вернее, чем клыки и когти, а поместить пещеру в вакуум невозможно.

       Это знала не только я. И в глазах, поднимаемых к невидимому небу - в молитвах и проклятиях - боги видели одно - безнадежность.

       Снова заболела голова - будто в мозг воткнули зазубренный стилет и начали медленно поворачивать. Раз, другой, третий...

       Орие!...

       Я удивленно вскинула голову. Показалось...

       Ты же в сознании, какого эхла не отвечаешь!

       Я сошла с ума. Так не бывает.

       Не бывает.

       Ты там оглохла или онемела?! Доложить обстановку немедленно, младший командующий! Если уж ты слов нормальных не понимаешь...

       Я машинально начала составлять в уме сухие канцелярские фразы. Он здесь. Здесь.

       Только этого не может быть. Не может.

       Орие, да что вообще творится в твоей голове?! Мало того, что к тебе не пробиться, так ты еще...

       Рой. Настоящий...

       Сердце подпрыгнуло и замерло. Корпус! Корпус здесь?!

       О боги мои, ты же сама посылала сообщение! Судя по тому, что я здесь наблюдаю, не совсем бредовое... Только не говори, что начала страдать слабоумием.

       Ты тоже... здесь?

       Спасибо за комплимент, но с "Полюса" я навряд ли до тебя докричался бы.

       Сердце внезапно кольнула тревога.