Эхо войны

       Начисто, аккуратно обглоданных костей.

       Где-то справа, почти за пределами светового круга, блеснула широкая металлическая полоса. Я узнала ее по трем алым штрихам - эмблеме форта. Это был ошейник Быстрого, тот самый, с маячком.

       Резким щелчком я выключила фонарь и переключила карабин в режим аварийного подъема. Мир дернулся и стремительно начал убегать вниз. Но достаточно ли быстро, уверена я не была.

       Пропавший экипаж уже нельзя назвать пропавшим. Он здесь. Весь.

       И одинокая блестящая полоска металла благим матом вопила о том, что нас тоже хотят видеть именно здесь.

       Запиликал сигнал вызова на рации, и голос Тайла прокричал сквозь нарастающие помехи:

       - Возвращайся немедленно!! Там... - его голос перекрыл какой-то визг, и рация замолчала.

       Карабин щелкнул, заглотив последние метры троса. Я развернулась, ухватившись за взлетевшие на уровень лица перила...

       Недостаточно быстро.

       По ту сторону тонких металлических поручней на меня бесстрастно смотрели холодные, разумные и знакомые глаза.

Глава двенадцатая

       При виде дракона, даже самого маленького и безобидного (обыкновенной игуаны в том числе), в организме героя срабатывают заложенные в геройский архетип инстинкты, призывающие с ревом броситься в атаку.

    Дмитрий Казаков

       Я никогда не боялась темноты и тишины.

       Тихие, вкрадчивые шаги были страшнее. И свет. Мягкий, золотистый светлячок, невесомо покачивающийся в чужой раскрытой ладони.

       Он протягивал мне руку, обычную мужскую руку.

       - Любимая, я пришел за тобой, - тихий, мягкий шепот прокатывался эхом по пустым мертвым коридорам. - Это все - просто сон... Длинный, страшный сон...

       Темные волосы, темные глаза. Когда-то до безумия, до слез любимые черты...

       Я смотрела на него, чувствуя, как слабеют руки, а на душе разливается облегчение. Сон... Бредовый, путанный сон.

       "Когда-то" - всего лишь слово, я ведь до сих пор люблю тебя...

       ...

       А ты меня - нет.

       Как всегда, муж мой.

       ...

       Пожалуй, с его стороны это и было ошибкой - самой, наверное, главной. Я вспомнила.

       И, не глядя, выпустила очередь разрывными патронами. Тварь шарахнулась в сторону, я же перемахнула через перила, отстегивая карабин, и рванулась к обледеневшим коридорам.

    ***

       Уже пробегая по переходам сорок второго уровня, я понимала, что времени не осталось. Если он не один.

       Я ворвалась в коридор со спасательными капсулами с грохотом, с тяжелым топотом десантных ботинок и отзвуком очередей. Я хотела, чтобы меня услышали - и не пристрелили по ошибке.

       Коридор не был пуст. У стены спекшейся грудой лежала бесформенная черная масса.

       Я подбежала к шлюзу, посматривая на монитор датчиков жизнедеятельности. Наши были внутри - живые, но далеко не факт, что все еще в своем уме. Я рискнула и подала голос, наведя "мать" на проем и поудобнее перехватив приклад:

       - Эй... Выходим с поднятыми руками. Иначе стреляю. Плазмой.

       В ответ из-за косяка показалось дуло, и низкий голос пробасил:

       - Морровер, не бузи. Свои.

       Я развернулась, последний раз оглядывая коридор, и уже начала пятиться к шлюзу, когда мои настороженно вскинутые уши уловили тонкий, едва уловимый цокот когтей по металлу. В одном коридоре, во втором... Все быстрей и быстрей, пока на меня не понеслась лавина тонкого, шелестящего цоканья. И - гул, несмолкающий гул, как от роя среброкрылок в половину неба.

       За один удар сердца он докатился до знакомого поворота, растекся, затих... И тут грянул ОН. Дикий, разрывающий барабанные перепонки визг сотен глоток, на грани ультразвука всверливающийся в мозг.

       Я влетела в шлюз спиной вперед, не помня как, зажимая изо всех сил уши руками. "Мать" осталась бы валяться в коридоре, если бы, падая, не зацепилась за ремень и не влетела по инерции в переходник вместе со мной.

       - Шлюз!!! - заорала я, лихорадочно шаря взглядом по стене в поисках панели экстренной блокировки.

       Я оторвала одну руку от уха и зашарила по стене уже ладонью, чувствуя, как мозг разрывается на части. Кажется, по шее что-то текло, но какая, к лысым эхлам, разница, если под рукой только голая стена, а глаза заливают слезы и не видно вообще ничего. Гребаная панель!...

       Чья-то рука стремительно нырнула под мои суетливые пальцы, и в ту же секунду в лицо ударила воздушная волна - это падает в аварийном режиме внешний шлюз, а за ним и внутренний, закатываясь в четыре слоя изоляции и усиления. Ремень "матери", все еще лежащий у паза, разрезает пополам.

       И визг стихает.

       А потом... Мы взлетаем.

       Я приложила щеку к вибрирующему полу, под которым рокотали давным-давно запущенные двигатели, и вздохнула. Глубоко-глубоко.

       - Гипноз, - подвела я итоги, даже не пытаясь подняться с пола. Многочасовые пробежки - совсем не то, что нужно море на жесткой диете. Сюда я добежала на чистом адреналине, и теперь организм на энергетическом уровне мало отличался от свежего трупа. - Плюс целенаправленное угнетение высших нервных функций. Неслабые здесь космические слизни.