– Вопреки всему, что пишут в романах, – сказал Порошин, – работа следователя адски скучна.
Ольге Ивановне ужасно хотелось, чтобы следователь ушел и оставил ее в покое. Она нервничала, у нее дрожали руки, когда она переставляла склянки в больничном шкафчике, и она боялась, что разобьет что-нибудь в присутствии этого лощеного и невыносимо уверенного в себе господина, и он будет думать, что она в чем-то виновата, хотя Ольга Ивановна не знала за собой никакой вины – он просто был ей противен, и она не могла ничего поделать с этим.
– Взять хотя бы убийство Колозина, – продолжал Михаил Яковлевич, задумчиво поглядывая на бледную медсестру и отмечая ее странную нервозность. – Все было бы проще простого, если бы выяснилось, что жена Печки или он сам ночью покидали больницу. Но Василиса до сих пор плохо себя чувствует и еле держится на ногах, а отставной штабс-капитан всю ночь просидел возле ее постели. Значит, никто из них не убивал. Возникает естественный вопрос: кто же тогда это сделал? Вот вы, например, что думаете, Ольга Ивановна?
– А почему вы меня спрашиваете? – резко спросила молодая женщина, захлопывая шкафчик.
– Потому что ситуация крайне странная, согласитесь! Колозин приехал из Петербурга, чтобы поблагодарить Павла Антоновича за заступничество. Здесь его вроде бы никто не знает, кроме Николая Одинцова, который с ним учился. В доме Снегирева состоялся торжественный ужин, а вскоре после него студента находят мертвым. Вы же видели Колозина вчера, может быть, заметили что-то?
– Ну, насколько я помню, никто не угрожал его застрелить, – сухо бросила Ольга Ивановна. – И никто вообще ему не угрожал, не считая тех двоих.
– Но, может быть, было что-то еще? Вы не заметили в его поведении ничего странного?
– Странного? – Ольга Ивановна пожала плечами. – Он очень искренне благодарил Павла Антоновича, потом говорил всякие глупости… пытался задеть баронессу Корф, потом предложил тост за мистера Бэрли и сказал, что если тот пожелает описать его процесс в своей книге, то Колозин к его услугам. Что было дальше, я не знаю, потому что за мной приехали, и я ушла.
– Насколько мне известно, – сказал Порошин, – доктор Волин разрешил вам остаться до конца вечера. Можно узнать, почему вы поторопились вернуться в больницу?
Ольга Ивановна нахмурилась.
– Я была уверена, что Георгию Арсеньевичу понадобится моя помощь, – сдержанно промолвила она.
– Весьма похвально с вашей стороны, – кивнул следователь, решив покамест не заострять на этом внимания. – Возвращаясь к Колозину: вы больше не помните ничего особенного? Какие-то мелочи, может быть, которые показались вам необычными?
– Вы все время возвращаетесь к одному и тому же, – уже с раздражением промолвила Ольга Ивановна. – Поймите же наконец: Павел Антонович – интеллигентнейший человек, и его гости – замечательные люди. Не было такого, чтобы Колозину кто-то угрожал, или оскорблял, или каким-то образом пытался его задеть. И я уверена, что в тот вечер ему даже в голову не могло прийти, что идут последние часы его жизни.
Она встрепенулась и повернулась к двери. Через несколько секунд Волин показался на пороге. Врачи в то время носили не халаты, а фартуки, закрывающие одежду спереди, и фартук доктора был заляпан темной кровью.
– Я закончил вскрытие, – сказал Волин, протягивая следователю пулю. – Вот это я вытащил у него из головы. Насколько я могу судить, Колозина застрелили из дешевого револьвера.
Он подошел к рукомойнику, но вода текла тонкой струйкой, и ее было недостаточно. Ольга Ивановна вышла стремительными шагами, вернулась с большим кувшином и стала лить воду доктору на руки.
– Ну, было бы странно, если бы его застрелили из пушки, – протянул Порошин, разглядывая пулю. – А что насчет времени смерти?
– От двух до четырех часов ночи, судя по всему.
– Скажите, Георгий Арсеньевич, вы уверены в стороже и сиделках?
– Вполне, – ответил доктор. – Палата, куда положили Василису Матвеевну, находится на втором этаже. Сиделки заглядывали ночью, Ольга Ивановна тоже заходила, при каждом осмотре господин Печка был на месте, сторож внизу опять-таки не видел, чтобы он покидал здание. Вы же говорили с ним, и с сиделками, и с Ольгой Ивановной…
– Сторож мог задремать, уснуть и пропустить тот момент, когда преступник вышел, – проворчал Порошин, – сиделки и Ольга Ивановна находились в палате не все время, и вообще…
– А удивление Печки, когда он узнал, что Колозина убили? – напомнил доктор, снимая фартук и поворачиваясь к следователю. – Он ведь был не на шутку изумлен, и его жена тоже. Ольга Ивановна ведь вам рассказала об их реакции…
– Некоторые преступники любого актера за пояс заткнут, – буркнул следователь. – На эмоции полагаться опасно.
– Признайтесь, вас бы попросту устроило, если бы он оказался убийцей, – бросила Ольга Ивановна с ожесточением.
– Да, – не стал отпираться Порошин, – потому что это имело бы смысл. Но Колозин, который зачем-то ночью отправился погулять, вследствие чего был застрелен неизвестно кем и не понять за что… Как-то в этом не слишком много смысла, вы не находите?
Доктор вздохнул.