Эхобой

Он обернулся, увидел, в какой опасности находится, а потом снова посмотрел на меня.

— Нет.

— Пожалуйста, — попросил я. — Она же тебя затопчет.

Но Пятнадцатый продолжал тянуть дерево, а я пытался его прогнать. Это не поддавалось никакому объяснению. У него не было никаких причин помогать мне. Да, вдвоем легче отбиваться, но сейчас он подвергал себя смертельной опасности. Я мельком глянул на посетителей, которые смотрели то на меня, то на Пятнадцатого, то на Элис. Их было уже больше сотни. Они глядели на нас, разинув рот, и смеялись — наверняка еще и снимали происходящее на информационные линзы. Один мужчина в распыленной на кожу спецодежде, с ментальным проводом, тыкал в меня пальцем и хохотал.

Нам все-таки удалось сдвинуть дерево. Вместе. Я с трудом встал, чувствуя небольшую боль. Пятнадцатый уставился на меня. Он был в таком же замешательстве, как и наблюдавшие за нами люди. Я знал, что он тоже спрашивает себя, зачем он это сделал. Почему поставил свое существование под угрозу, чтобы защитить другого Эхо. Зрители тоже не могли этого понять; они перестали смеяться.

— Луис не выпустит нас из-за протестующих, — сказал Пятнадцатый. — Мы отвлекаем на себя внимание людей, пока полиция не разгонит митинг. А на это могут уйти часы. Он продержит нас здесь весь день. И все это время нам нужно держаться подальше от Элис.

Я обернулся в тот самый момент, когда Эллис, свирепая гора шерсти и плоти, сорвалась с места.

— Бежим!

Но он мог только медленно хромать, поэтому я бросился вперед и спас его.

И тут он сделал нечто уму непостижимое. Эхо с поврежденной ногой вскарабкался на поваленное дерево, прыгнул и приземлился Элис на спину.

Толпа за аэрогелевой стеной разразилась подбадривающими возгласами.

— Оставайся там, — распорядился он, указывая на камень.

Я сделал, как он сказал, и наблюдал, как Пятнадцатый, который знал Элис лучше меня, осторожно ее успокаивал. Лежа у нее на спине, он обнимал ее и что-то шептал на ухо.

Казалось, у него все получилось, но тут раздался новый резкий гудок. Элис снова встала на дыбы, и Пятнадцатый рухнул с пятиметровой высоты вниз, тяжело ударившись о землю.

А потом нам пришла в голову одна и та же мысль. Камень. Он был тяжелым — 312 килограммов. Вместе нам удалось его поднять. Мы подтащили глыбу к двери и с размаху швырнули в нее. Камень не пробил дверь, но покорежил ее. В этот момент Элис снова бросилась на нас, но секунду спустя дверь поднялась, и мы выбежали из вольера — как раз вовремя, иначе гибель была неизбежна.

ГЛАВА 9

За дверью стоял Луис. Он поджидал нас там, стоя так, чтобы посетители ее не видели.

— Вы повредили дверь, — сказал он. — А система безопасности загона куда ценнее двух паршивых Эхо, ясно? Если я не открывал дверь, значит, вы должны были оставаться внутри.

Он внимательно смотрел на меня. Мне казалось, что его искусственный глаз — отдельное существо, которое тоже пристально меня разглядывает.

— Послушай-ка. Ты совершенно бесполезен, но ты новый. Я дам тебе еще один шанс окупить мои небольшие расходы.

Затем он повернулся к Пятнадцатому.

— Теперь ты. Сколько у тебя уже предупреждений?

— Два.

— Точно, точно. Два, — Луис ухмыльнулся. — А это третье.

Я понятия не имел, что это значит, но Пятнадцатый явно был в курсе. Тут Луиса отвлек звук снаружи.

— Интересно, чем занимается полиция, — громко сказал он. — Ступайте, пора кормить остальных животных.

Мы так и сделали. Но внезапно Пятнадцатый стал молчаливым. Мы бросали рыбу — большого фонареглаза, клинобрюшку, меламфаев и других, плавающих наверху, искусственно выведенных мезопелагических[24] рыб — в озеро с соленой водой в центре парка, куда слетались морские птицы.

Я бросил гигантского толстого меламфая и наблюдал, как гагарки стали шумно его делить, а затем кинулись врассыпную, когда озерный дельфин выпрыгнул из воды и проглотил его.

— Почему ты мне помог? — спросил я. — Ты знаешь, что такое сочувствие?

— Это была просто логика, — ответил Пятнадцатый. — Я помогал тебе, чтобы спастись самому.

— Но получилось наоборот.

— Да.

Я медлил. Мне очень хотелось рассказать ему… Изливать чувства лишенному эмоций Эхо было абсолютно нелогично. Но есть то, чем невозможно не поделиться, особенно если оно слишком долго хранилось под замком.

— Я… я могу сострадать, — наконец признался я. — И это беспокоит меня. Я чувствую то, чего не должен. Я испытывал любовь. Две очень разные формы любви. Этого просто не может быть. Я Эхо, а Эхо и чувства несовместимы. Если они понимают, что у тебя есть чувства, то тут же пытаются их отнять. Люди боятся того, к чему не готовы.

— Они копались у тебя в мозгу?

— Да. Изъяли «запальник» и большую часть технической начинки и биологического материала из моего неокортекса. Это сделал мистер Касл.

— Алекс Касл?

Я кивнул. Мимо прошла группа посетителей, наблюдавшая за нами в загоне. Заметив нас, они стали тыкать в нашу сторону пальцами.

— Я прототип, созданный для корпорации «Касл», и поэтому жил в его доме.

Пятнадцатый тоже кивнул, обрабатывая информацию.