Экипаж

Одного стажера он считал полным неумехой, другого – способным, но безалаберным, третьего – вообще никуда не годным по каким-то одному ему известным критериям. Но сегодняшний испытуемый поразил даже повидавшего виды Смирнова. Каков парень, а? Михаил Павлович служил в авиации не один десяток лет и знал, что по-настоящему талантливые летчики встречаются не так уж и часто. Так же, как, к примеру, футболисты. Хороших много, а Пеле один. И этот Алексей Гущин показался ему очень незаурядным. Сыроват, конечно, но так он еще и молод. Из него выйдет толк, обязательно выйдет. Точнее, вышел бы, если бы не Зинченко.

Смирнов покосился на него – сидит, заполняет бумаги, и ухом не ведет. Даже головы не поднимает. И ведь полностью уверен, что абсолютно прав. Вот что было самым скверным в Зинченко – никогда не признает свою неправоту! Обычно Смирнов старался с ним не спорить – себе дороже. Просто махал рукой. На этот же раз он твердо решил отстоять парня.

– Леонид Саввич! Я не согласен с результатами испытания, – прямо заявил он, обращаясь к стриженому затылку Зинченко, склонившегося над бумагами. – Стажер самолет посадил? Посадил! Испытание считается зачтенным.

Смирнов прямо физически услышал, как протестующее заскрипели пружины внутри Зинченко.

– Ну и что, что посадил? – Он таки поднял голову и постучал пальцем по заполняемому документу. – Я гляжу на факты – военный летчик угробил самолет. Что еще?

Но Смирнов тут же нанес ответный удар, прорывая глухую оборону Зинченко:

– Он шел отлично. Ты его нарочно валить начал, – и добавил откровенно и жестко: – Потому что тебе слово поперек не скажи!

Зинченко занудно принялся перечислять:

– Есть правила, есть инструкции, есть субординация. И характеристики у него хуже некуда. Отовсюду гнали. Так что нечего его защищать.

Он счел эту фразу итоговой формулировкой и хотел уже продолжить заполнять свои бланки, но Смирнов не отступал:

– Никого я не защищаю. Но в таких условиях машину не посадил бы даже…

Зинченко посмотрел прямо на Смирнова. Обычно сдержанный и благодушный, на сей раз Михаил Палыч был очень сердит. И вывел его из себя как раз Зинченко, и председатель комиссии, не собираясь его щадить, завершил резко:

– …никто бы не посадил!

– Хорошо. – Зинченко, тоже раздраженный, поднялся.

Смирнов его раззадорил, взял чуть ли не на слабо, и Зинченко решительно двинулся к кабине тренажера и сел в кресло.

– Давай то же самое! – с досадой бросил он Смирнову, собираясь на деле доказать свою правоту и раз и навсегда поставить жирную точку в этом возникшем противоборстве, которое сам считал пустым и бессмысленным, ибо в нем все было ясно изначально: он прав.

Смирнов, который только того и добивался, очень быстро подключил все условия, в которых несколько минут назад вел воображаемый самолет Гущин.

На экране перед глазами Зинченко возникла полоса аэропорта – та самая, которую не прошел Гущин и которую должен был сейчас пройти он сам. Зинченко не волновался. Он считал это вполне рядовым заданием. Леонид Саввич взялся за штурвал…

Результат оказался плачевным: самолет разбился точно так же, как тогда, когда его вел Гущин. Зинченко мрачно смотрел на потухший экран и молчал. Равно как и все собравшиеся вокруг и с интересом наблюдавшие за итогом спора. Многие были на стороне Смирнова и «болели» против Зинченко – многим успел надоесть этот напыщенный зануда. Так что теперь, когда и он, получается, «угробил» самолет, спор оказался решенным. Это было настолько явное поражение Зинченко, что он даже не стал ничего комментировать, а просто встал и собрался уходить.

Но Смирнов остановил его, произнеся со значением:

– Леонид Саввич, протокол экзамена надо подписать.

Нейтральная фраза Смирнова была с глубоким смыслом. Подписать протокол означало признать, что стажер Гущин прошел испытание и принят в штат. Но одновременно это значило и признание фиаско Зинченко. А его порой зашкаливающее самолюбие было к этому не готово.

Нечеловеческим усилием воли пересилив себя, Зинченко нехотя поставил свою подпись и вышел, оставив Смирнова с другими членами комиссии.

Михаил Палыч, довольный и собой и результатом, подвел черту:

– Итак, комиссия рекомендует принять Гущина А.И. стажером. Все согласны?

Согласились все без исключения.

– Добро, – с удовлетворением констатировал Смирнов. – За кем закрепим стажера Гущина? Кто из асов посвободнее?

Один из его коллег с намеком произнес:

– Сегодня как раз один освободился, – и бросил многозначительный взгляд на дверь, за которой скрылся Зинченко.

Смирнов довольно улыбнулся, одобрительно качнул головой и со злорадным удовольствием вписал фамилию Зинченко напротив слова «инструктор».

* * *

В первый свой рабочий день на новом месте Алексей Гущин шагал рядом с пилотом Зинченко по залу московского аэропорта. Он до сих пор не до конца верил в то, что оказался здесь. И в самом деле, кто мог предположить, что все так круто переменится, встанет с ног на голову? Нет, наверное, все же с головы на ноги, ибо то, что его, Алексея Гущина, не приняли на службу с первого раза – вот это и было неправильным и неестественным.