Экипаж Большого Друга

На острове и случилось то, чего я панически боялся. Идиот. Вечер, солнце ушло за горизонт, звёзды, костёр и предусмотрительно захваченная с собой «самобранка» — подарок Андрея. Ничто, как говорится, не предвещало.

— Саш… — мысленно нарушила молчанье Алёна, — а давай попробуем то, о чём Чарли так загадочно намекал.

Ох уж этот Чарли с его намёками. Отказаться? Невозможно. Стандартно пошлая фраза из другой, правда, оперы:

— Ты точно этого хочешь?

— Да, — очень серьёзно ответила она. — Но не знаю, что нужно делать. Что ты сейчас чувствуешь?

Кроме холодка между лопаток я почувствовал нечто, чего раньше никогда не знал. Как будто теплые ласковые ладошки тронули меня где-то позади глаз.

— Представь, что ты — это я…

Представил. Подозрительно легко представил. И тут началось. Слов для описания произошедшего не придумали.

Поначалу моя стеснительная мужская душа стремилась гнать, отгородиться от чуждых и таких странных ощущений — я женщина. Мысль — моя? «Дурачок, это же я. Правда, здорово?» Да, это я. Я — это она, я — это он. Мы — это я. Воспоминания, самые дорогие. Кармагин идёт по улице, боже, какой же он! Алёна выходит из подъезда — какая же она! Почему я раньше не замечал! Испуг, тоска, тяжесть — две человеческих фигуры возле лесовоза, выстрел, судорога отвращения. Тоска — Земля, мама, грусть — папа, мама, дом, Земля. Горе — Круглый, как же так? Дима, такой большой и добрый. Счастье — мы вместе. Вместе. Радость — я знал, что ты любишь, я знала, что любишь. Мы знали, теперь мы знали всё…

… Мы очнулись утром и разжали объятья. Жить так постоянно не представлялось возможным, поэтому мы оставили только мысленный контакт, медленно и осторожно разъединив наши души. Теперь я постоянно чувствовал присутствие Алёны, как чувствуют замолчавшего собеседника, мог задать вопрос — образ и получить такой же ответ. Пропала нужда в словах, даже произносимых про себя. При желании я мог видеть её глазами, слышать то, что слышит она. Я почувствовал боль, когда она наступила босой ногой на острый камень. Точно так же я почувствовал волну её тревоги, когда пришёл вызов от Чарли.

Глава шестая

I

Несчастье на орбите случилось на четвёртый день отдыха. Я собирал дрова для костра, Алёна забралась в модуль за одеждой, к вечеру слегка похолодало. Здоровенный сучок никак не хотел отламываться от валявшегося на земле ствола, я напрягся изо всех сил и едва не упал, когда почувствовал — случилось плохое. В ответ на немой вопрос я услышал скороговорку Соломона. Так он ещё никогда не разговаривал:

— Он находился в полном контакте довольно долго, минут десять. И вдруг — шок, остановка сердца. Требуется ваша помощь, срочно. Чарли ничего не может сделать, аптечка кресла оказалась бессильна. Его нужно отнести в медбокс.

Пока я ломился через кусты, не разбирая дороги, в сторону «Тунгуса», Алёна выдала всё, что услышала, единым посылом. Мирон решил испытать, что такое полное слияние, на свой манер. Он вошёл в контакт с сознанием Чарли. Тот, занятый строительством привода, обратил внимание на «посторонние шумы в периферийных контурах» далеко не сразу и поднял тревогу, только когда заметил, что Мирон потерял сознание.

Мы поднялись в воздух, когда пришёл сигнал от Ивана:

— Я вас догоню. Отставание тридцать секунд.

Первый раз я полностью отключил у «Тунгуса» ограничения по мощности, в предельном режиме заряда батареи хватало не более чем на полчаса. А больше нам и не требовалось. Оставляя за собой огненный шлейф горящего воздуха, модуль буквально выпрыгнул на орбиту. Большой Друг предстал в виде огромного облака огня, работы невозможно остановить ни на мгновенье, как я знал. Запросил Соломона — как прорваться через эту огненную завесу. Тот ответил, что в «Тунгусах» нам ничего не грозит, ещё пытался добавить о каких-то там вторичных эффектах, но подробности меня не интересовали. Торможение, синхронизация, манёвр сближения, всё заняло не более пяти минут. Ещё пару минут мы добирались до рубки, успев тысячу раз проклясть медлительность человеческого тела.

Герке полулежал в кресле, голова запрокинулась, руки висят плетьми поверх подлокотников. Невыразительный голос Чарли, ему явно недоставало ресурсов на полноценный разговор:

— Клиническая смерть. Десять с половиной минут. Реаниматор готов, «кашпировский» тоже.

Вдвоём с Алёной мы донесли его до двери рубки, в этот момент ворвался Иван — взъёрошенный, небритый, босиком и в шортах. Он почти грубо отстранил Алёну, подхватил Мирона, бросил:

— Побежали.

В общей сложности Герке пробыл мёртвым четырнадцать минут и сорок секунд. Когда у него начало биться сердце, Алёна села прямо на пол, и я впервые за много лет вспомнил, что значит плакать. Слёзы текли не у меня, но я плакал от перенесённого страха. Страха перед чужой смертью. И одновременно я слышал удивление женщины, не понимающей моего удивления плачем. Мы, наверное, ещё долго могли бы раскручивать эту спираль взаимного удивления, но тут Мирон пришёл в себя. Он не открывал глаз и не говорил, но мы услышали:

— Спасибо, ребята. Облажался я, извините…

Иван произнёс вслух: