Экипаж. Команда

Следовало признать, что к экипажу Нестерова судьба отнеслась куда более благосклонно. Ходить за связью, кличку которой дали Потертый, было много спокойней. Мужичонка никуда не спешил, не проверялся и вообще вел себя в высшей степени беззаботно. Сначала он зашел в «Идеальную чашку» и степенно испил двойной эспрессо под свежий номер «Коммерсанта» (наблюдение, фото – Лямин). Затем прогулялся до Литейного и сел в троллейбус, идущий до Финляндского вокзала (наблюдение – Ольховская). На вокзале Потертый прошел к расписанию пригородных поездов, изучив которое, явно остался чем-то недоволен (наблюдение, фото – Нестеров). После этого он потолкался у здания вокзала и, выяснив что-то у прохожих, дошел до магазина на улице Лебедева, где купил бутылку шампанского и конфеты (наблюдение – Полина). Вернувшись обратно, Потертый купил у бабулек букет гладиолусов, встал в очередь на маршрутку до Зеленогорска, позвонил по мобильному и увлеченно проговорил с кем-то минуты четыре (наблюдение – Лямин; разговора не слышал – по возвращении в контору получит в глаз). За сорок пять минут наблюдаемый доехал до Зеленогорска, на привокзальной площади тормознул случайного частника на «шестерке» и выехал на трассу «Скандинавия». Впрочем, это путешествие было недолгим – «шестерка» докатила до Рощино и легла курсом на до боли знакомый Нестерову маршрут.

В самом скором времени странное предчувствие, ни с того ни с сего возникшее вдруг у бригадира, самым невероятным образом подтвердилось. Машина довезла Потертого до нестеровской дачи. Мужичонка вылез, расплатился и решительно зашагал к знакомой калитке. Козырев, который не так давно побывал здесь, удивленно-вопросительно посмотрел на старшего. «Глуши мотор, Паша, – сказал еще более удивившийся, однако не подавший виду Нестеров. – Все ждут в машине, а я сейчас приду». И теперь уже, ничуть не таясь, на правах полноправного хозяина дома, направился вслед за Потертым.

Бригадир отсутствовал минут десять. Затем он вернулся и бодрым голосом скомандовал:

– Рота, подъем. Милости прошу к нашему шалашу.

– А что случилось-то? – в один голос спросили слегка ошеломленные таким поворотом событий «грузчики», которых Козырев успел озадачить информацией о принадлежности дачи, в которую зашел фигурант.

– Да, собственно, ничего выдающегося – просто незапланированная встреча на Эльбе, – хмыкнул Нестеров и назидательно добавил: – И попрошу без лишних эмоций, ибо, как говаривал наш великий классик Салтыков-Щедрин, если на святой Руси человек начнет удивляться, то он остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит…

Так они и познакомились – представители молодого поколения милицейской разведки и бывший легендарный «грузчик», некогда звезда ленинградского, а затем и московского наружного наблюдения Виктор Анатольевич Шатов, известный в своих кругах как Шатун. Это был тот самый Шатов, о котором Елена Борисовна Нестерова неизменно говорила с особой нежностью и теплотой, а однажды даже призналась сыну, что лишь по роковой случайности он, Александр Сергеевич, в свое время не стал Викторовичем. Дело в том, что в самом начале семидесятых у юной Леночки Катульской был ослепительный роман с ее напарником Витей Шатовым, однако глупая ссора неосторожно привела ее в какие-то необязательные гости, где молодую «грузчицу» в мгновение ока очаровал и окрутил молодой хирург Сережа Нестеров. Странное дело, но даже и после этого «рокового» замужества Леночка и Виктор остались хорошими друзьями и еще почти десять лет проработали рука об руку в одном отделе, пока Шатова по разнарядке не откомандировали в Москву – обслуживать Олимпиаду. В столице талант ленинградского «грузчика» оценили по заслугам и предложили работу в министерстве. Отказываться от таких предложений в те годы было не принято – так Шатов сделался москвичом. Виктор Анатольевич был человеком в высшей степени незаурядным. Он родился в 1945 году в поселке Полярный, среди зэков, был воспитан невинно отсидевшими и при таких исходных данных к сорока годам должен был иметь, как минимум, шестую «ходку» и быть лишенным прописки даже в городе Норильске. Однако вопреки судьбе, которую ему уготовило государство, Шатов оказался в Ленинграде, стал сотрудником «наружки», сделал головокружительную (по местным меркам) карьеру и в настоящее время жил в Москве в районе Старого Арбата в семье академика. Академик был геологом, что само по себе страшная редкость. Говорят, что дочь академика как влюбилась в Шатова, так и чокнулась, а сам академик, узнав об этом, сначала пил под старинной лампой дорогой коньяк – кручинился, но потом угомонился – попривык.

Шатов вел наблюдение самым непостижимым образом. Он впивался во что-то невидимое простым смертным «грузчикам» и находил первопричину поступков и мотиваций своих фигурантов. Ему не надо было думать за объект, поскольку во время слежки он просто сживался с ним и становился как бы частью его самого. Некоторые искренне верили, что в прошлой жизни он был собакой, поскольку Шатов никогда не следил за объектом – он его чуял.