Экипаж. Команда

«Грузчикам» ничего не оставалось, как уходить направо по Полтавской и, выскочив на Конную, пойти параллельным курсом, надеясь, что в районе Лавры объекта в любом случае примет подотставший экипаж Климушкина. Так оно и получилось, однако получилось не очень хорошо. На кольце развязки, что под мостом Александра Невского, шакалил гаишник со своим добытчиком-борзометром. Тормознуть «мерседес», на котором летел Дрон, служитель колеса почему-то постеснялся, а вот на идущую за ним белую «девятку» Климушкина хищно оскалился и начал делать энергичные пассы палочкой-выручалочкой. Водитель Кости мигнул в полном соответствии с правилами приветствия оперативников на дорогах, однако гаишник то ли оказался слаб зрением, то ли просто не был обучен семафорной азбуке и остался стоять на проезжей части, ожидая, когда потенциальная жертва смиренно к нему приблизится. Эта оплошность едва не стоила ему расплющенных пальцев ног – «девятка», которая и не думала тормозить, просвистела в каких-то миллиметрах от милицейских ботинок, обдав гаишника смрадным холодом реально светившей ему больничной палаты. Гаишник ошалело плюхнулся на пятую точку и весом своего служебного положения, удвоенным собственными килограммами, раздавил дорогостоящий аналитический прибор. Именно в такой позе минуту спустя его мельком разглядела промчавшаяся здесь же смена Арефьева.

Такие обиды, понятное дело, не прощаются, и по тревожному зову гаишника на дыбы и на уши были подняты все экипажи ДПС, барражировавшие в районе Синопской набережной. «Грузчики» Климушкина были обречены, и в районе Смольного под угрозой изрешечения казенного автомобиля автоматными очередями они вынуждены были остановиться. А что делать? Жизнь «грузчиков» – она, конечно, бесплатная, но Матроскин из оперативного гаража за машину голову оторвет. Экипаж Арефьева в эти «разборки в малом Токио», естественно, вмешиваться не собирался (лишний раз светиться перед гласниками было ни к чему), однако «задержание» происходило с особым шиком (суббота – скучно!), а посему сопровождалось временной блокировкой набережной в обоих направлениях. В любом другом случае Геннадий Петрович попытался бы предпринять обходной маневр, но раз уж заказчик самолично дал добро на утерю объекта, то особо напрягаться смысла не было. Так Дронову удалось уйти, хотя сам он об этом не знал – хвоста за собой он так и не обнаружил, а посему лишь уверился в своих подозрениях относительно Ташкента. С набережной он снова подался в центр, минут за десять доехал до Лиговки и, припарковавшись, решительно набрал номер Ташкента.

21.09. Дрон, Ташкент.

– Ну, здравствуй, что ли, еще раз.

– Ага, давненько не слышались. Ты где?

– А ты-то сам как думаешь?

– Я думаю, что ты сейчас сорвал джек-пот в Гостином Дворе и спешишь поделиться со мной этой радостью.

– А я думаю, что ты сейчас прекрасно видишь, где я, и мучительно придумываешь для себя новую отмазку. Надеюсь, она будет оригинальнее, чем предыдущая, поскольку ни СОБРа, ни хренобра я в округе что-то не наблюдаю. А они ребята пунктуальные.

– Я тебе уже сказал сегодня, что ты – идиот, но ты не захотел меня услышать. Здесь менты, за тобой хвост, но ты все равно прешься, как баран, потому что бабки затмили тебе остатки разума. Тебе – но не мне. Должен же ведь кто-то из нас двоих быть умнее.

– Перестань меня грузить, Ташкент. Если ты такой умный, то покажи мне здесь хотя бы одного мента. Хотя бы одного!

– В двадцати метрах от тебя возле киоска стоит парень в «найковской» куртке. Видишь?

– Ну?

– Посмотрел? Вот и славно. А теперь сваливай отсюда и не распугивай мирных граждан своей распальцовкой. Ты сейчас очень напоминаешь покойного Анджея[88] – тот тоже любил быковать по поводу и без. Потому и кончил рано. А главное – плохо.

Издевательски-насмешливый тон Ташкента, а также сравнение с действительно безбашенным покойником Анджеем привели и так с трудом сдерживающего себя Дронова в состояние бешенства. Он отключил трубу и в открытую попер на Пашу Козырева, на ходу вытаскивая из лопатника свои водительские права.

– Давай-ка, брат, отойдем в сторонку, – начал Дрон безо всяких прелюдий.

– Зачем? – воззрился на него Паша, пришедший в легкое замешательство от внезапного появления человека, фотографию которого на днях ему показывал Нестеров.

– Поговорить надо, – ответил Дрон таким тоном, что Павлу ничего не оставалось, как подчиниться. Они отошли к витрине «Титаника», на которой пестрели обложками видеокассеты. С одной из них в упор на Козырева смотрел Джеймс Бонд, оптимистично призывающий: «Умри, но не сейчас».

– Меня зовут Дронов Владимир Витальевич. Вот мои права. Посмотри – все верно?

– Да, – Павел невольно скосил глаза на пластиковый прямоугольник с фотографией.

– А теперь представься ты. Представься и покажи свои документы. Что там у тебя есть? Студенческий билет? Паспорт? Инвалидная книжка? Может быть, ксива ментовская?…

– Не буду я вам ничего показывать. С какой стати?