Экипаж. Лев. Лиссабонские любовники

— Вы ведь, если разобраться, не злой, и я знаю, почему вы хотите увезти меня. Вы боитесь за меня.

Она пожала своими худенькими плечами и воскликнула:

— Господи, но чего же бояться?

XII

Новость я узнал от Бого. У масаев умер старый Ол Калу. Клан уже выбрал на смену ему другого вождя, сильного и мудрого. Моему шоферу даже было известно его имя: Ваинана. Ему также было известно, что по этому случаю сегодня в маниатте состоится праздник.

Я поблагодарил Бого за то, что он так быстро проинформировал меня. Видно было, однако, что он хочет сказать мне что-то еще, но мнется, не зная, как это сделать. Он теребил большие плоские пуговицы из белого металла, которые украшали его ливрею. Морщины и складки у него на лице непрестанно шевелились. Я притворился, что ничего не замечаю. В конце концов он решился и, уставившись в квадратные носки своих желтых, с грубым швом ботинок, сказал:

— Господин, должно быть, захочет пойти на этот праздник. Господин всегда интересуется этими вещами.

— Что верно, то верно, — сказал я. — И что?

Бого поднял на меня свои умоляющие глаза и на едином дыхании произнес:

— Эти масаи становятся безумными, когда танцуют. И у них в руке всегда их копье, и они никогда не забывают старые войны с нами, кикуйю. Если бы господин был так добр и поехал бы в маниатту с хозяином заповедника…

— Конечно, — ответил я, — но только он…

Впервые за все время нашего совместного путешествия Бого настолько забылся, что перебил меня.

— Он поедет туда, господин, он поедет, — воскликнул он. — Масаи пригласили его. Ваинана разговаривает с ним сейчас в деревне.

От моей хижины до негритянского селения было не больше пяти минут ходьбы. Я ходил туда всегда пешком. На этот раз Бого решил во что бы то ни стало меня туда отвезти. Тем самым он хотел выразить мне свою благодарность и еще ему не терпелось окончательно убедиться, что ему не грозит поездка в маниатту.

Я застал Буллита в компании вождя масаев, который выглядел чуть помоложе, чем Ол Калу, и лицо его казалось более добродушным. Хотя глаза его, настороженные, цепкие и хитрые, говорили об обманчивости этого впечатления. Мочки его ушей благодаря многолетнему усердному труду отходили от хряща и свисали до плеч. Он объяснялся на суахили.

— Вы уже в курсе, — сказал мне Буллит. — Я вижу тамтамы нашего Королевского заповедника разносят новости как нельзя лучше… Ну конечно, я пойду на их праздник. Просто обязан из вежливости. Они начинают часов в двенадцать дня. А за вами мы заедем чуть пораньше.

Я заканчивал в хижине свой холодный завтрак, когда появился Буллит. На его увенчанном красной шевелюрой лице были написаны детская радость и таинственность.

Я понял, почему, когда увидел в «лендровере» не только Патрицию, но и Сибиллу.

— Вот видите, — сказала она, улыбкой отвечая на мое удивление, — насколько мне стало лучше. Я даже опять начинаю получать удовольствие от местного колорита.

Молодая женщина, которой еще не были известны результаты моей беседы с Патрицией, взяла дочь на колени, чтобы освободить мне место на переднем сиденье, и мы поехали в деревню, чтобы взять с собой трех рейнджеров.

— Это что, предосторожность? — спросил я Буллита.

— Предосторожность… когда мы являемся гостями масаев?! — воскликнул он. — Вы шутите!

— В общем, ваше почетное сопровождение, — сказал я.

— Это нужно не мне, а скорее им, — сказал Буллит.

Он посмотрел на меня поверх головы Патриции и добавил, подмигнув одним, а потом сразу же другим глазом, как это делала иногда его дочь:

— Дабы уважить их достоинство.

Я вспомнил нашу первую встречу и яростно-презрительную реакцию Буллита, когда я употребил это слово по отношению к Бого. Его подмигивания сейчас свидетельствовали о том, что мы с ним сделали очень много шагов на пути дружбы.

— Старый Ол Калу, — сказал я, — был настоящим вельможей.

— Таковым он и умер, — подтвердил Буллит. — В одну из его старых ран от львиных когтей с коровьим навозом попала инфекция. Чего еще может пожелать вождь масаев.

Сибилла сказала мне:

— Джон — один из тех редких белых людей, кому посчастливилось видеть, как мораны идут на льва.

Поскольку в машине ехала его жена, Буллит ехал гораздо медленнее, чем обычно. И пока брусса с хилой растительностью чередовалась с бруссой лесистой, пока гора Килиманджаро то представала перед нашим взором во всей своей красе, то вдруг исчезала, у него было достаточно времени, чтобы рассказать об одном из тех фантастических ритуальных сражений, которые до недавнего прошлого сильно сокращали как львиное племя, так и племя масаев.