Экипаж. Лев. Лиссабонские любовники

Кэтлин дождалась Антуана около полуночи; щеки у него горели, зубы были сжаты. Она поцеловала его в волосы и вытерла пот, который выступил у него на лице из-за выпитого алкоголя и из-за тяжелой внутренней борьбы. От этого жеста губы Антуана немного задрожали, потом он разделся, принял душ и овладел Кэтлин в темноте.

Она уснула так быстро и так глубоко, что, казалось, ждала этого сна несколько лет. Антуан лежал в темноте с открытыми глазами. Он размышлял и мысль его — как всегда — была подозрительной, тяжелой, неблагоприятной для него самого.

Предыдущая ночь, самые разнообразные эмоции — восторг, нежность, гордость, чувственный голод — способствовали возникновению состояния благодати, которое мешало Антуану наблюдать за поведением Кэтлин сквозь призму физической любви. А в эту ночь все обстояло иначе. И Антуан спрашивал себя с беспокойством, с яростью, почему это распростертое около него тело то было инертным, оскорбительно пассивным, то содрогалось в конвульсиях от почти невыносимого удовольствия, но и в этом, и в другом случае оставалось абсолютно немым.

«Можно подумать, что я то противен ей, то она от меня без ума», — размышлял Антуан.

Он вспомнил других женщин, которым он был небезразличен. Ни одна из них не вела себя таким образом. Но это было раньше… перед тем, как он убил Анн. И Антуану все стало ясно.

«Она знает, что я убийца, — подумал он. — Вот почему… порок… Вот почему».

Тяжелая тоска, выходившая далеко за пределы настоящего момента, навалилась всем своим весом на Антуана. Накануне из-за тех слов, которые Кэтлин сказала ему на пароходе, он поверил, что вновь обрел нормальное человеческое состояние. А теперь он видел себя отброшенным в сторону от него еще дальше, чем раньше.

Он был отрезан от тех, кто не знал про совершенное им убийство ощущением, что он один носит в себе этот секрет. И в то же время он видел, что и с другими, теми, кто знал о его преступлении, он тоже не сможет найти общего языка, потому что у них в сердце навсегда останется недоверие к нему.

«Я же ведь прекрасно понимал, что это невозможно», — подумал Антуан.

И он почувствовал огромное желание к Кэтлин, которое прогнало все его мысли. Он овладел ею посреди ее сна.

Но когда они разомкнули свои объятия, Антуан снова вернулся к мучившим его думам.

Он встал, как только рассвело.

— Ты боишься увидеть меня при солнечном свете? — спросила Кэтлин, улыбаясь.

— Я объясню тебе в другой раз, — сказал Антуан.

Ее глаза были пусты, словно закрыты каким-то бельмом.

В последовавшие за этой ночью два дня он не позволил себе зайти к Кэтлин. А потом не удержался.

— Любовь моя, — простонала Кэтлин, открыв ему дверь. — Что произошло? Я так боялась. Я чувствовала себя так одиноко, так одиноко…

— А я чувствую себя больше всего одиноким как раз рядом с тобой, — сказал Антуан.

Она посмотрела на него долгим, почти сверхъестественно пристальным взглядом, полным понимания и сочувствия. Казалось, она сейчас скажет ему что-то очень важное. Но она только вытерла пот, выступивший на лице и висках Антуана.

Потом он возвращался каждую ночь.

В любом случае, в следующем месяце он уезжал в Венесуэлу.

С поднимавшейся уступами крыши благодаря узору огней угадывался неровный рельеф Лиссабона. Атмосфера была тяжелая, все звезды куда-то исчезли. Антуан курил сигареты одну за одной. Кэтлин лежала около него. Они ни о чем не говорили и едва шевелились. Казалось, что законом их отношений стали молчание и темнота.

Антуан думал о своем путешествии. Еще несколько недель… Он чувствовал, что ничто не сможет ему помешать. Он сказал об этом Кэтлин. Она ничего не ответила. Все было хорошо.

Внизу, в квартире, раздался звонок. Кэтлин резко выпрямилась. Антуан положил руку ей на плечо.

— Спокойно, — сказал он.

— Но ведь никто и никогда на приходил сюда… Даже днем… — пробормотала Кэтлин.

— Кто-нибудь мог ошибиться, — сказал Антуан.

Звонок продолжал звонить, упрямый, размеренный, механический.

— Рукой так не звонят, — проворчал Антуан.

А звонок все звенел и звенел.

— Подожди… Подожди… — прошептала Кэтлин. — Это… это телефон… Я забыла, что домовладелец установил его. Я им никогда не пользовалась…

Телефон продолжал звонить.

— Надо все-таки узнать, кто это, — сказал Антуан.

Спускаясь, Кэтлин думала: «Мэйзи… Сильвейра… Но каким образом?»

Она сняла трубку, спросила, кто звонит, спросила еще раз, потом еще… Она была такой бледной, что Антуан подскочил, чтобы ее поддержать.

— Что случилось? — спросил он.

— Слушай, — показала одними губами Кэтлин.

Антуан взял другую трубку. Но ничего не было слышно, кроме какого-то слабого шипения.

Кэтлин спросила еще раз. И опять никакого ответа, а только тот же самый звук, более пустой, чем тишина.

— Я же тебе сказал, что кто-то ошибся, — проворчал Антуан.

Он положил трубку на место и спросил:

— Пошли наверх?

— Подожди… подожди… — попросила его Кэтлин.

Телефон зазвонил снова. И снова никто не ответил.