Читаем Экипаж машины боевой (Часть 1) полностью

-- Блин, Качка же надо к медикам. Туркмен, скажи ротному по рации, что мы завернем к медикам, пусть посмотрят рану Качку, может, у него там кишки порубило, у него вроде как температура, или, может, он от браги такой горячий. Ну, короче, передай и завернем к медикам. Понял?

-- Да передам, не волнуйся, -- ответил Туркмен.

-- Че, к медикам едем? -- спросил Хасан.

Я посмотрел на него, и ответил:

-- Да, едем. А че?

-- Давай сначала к танкистам заскочим, возьмем чарса, к тому же они вон, рядом.

-- Да пошел ты со своим чарсом! Не успеешь что ли? Качок, вон, горит весь, -- ответил я Хасану.

-- Да не, я ниче не имею против, поехали к медикам, просто я хотел как лучше, -- оправдывался Хасан.

-- Туркмен! -- крикнул я.

-- О-у! -- раздалось из люка.

-- Ну, че там ротный базарит? -- спросил я заглянув в люк.

-- А че он скажет? Говорит, езжайте, раз надо, потом на блок станем между крайним танком и БТРом Грека. И еще сказал, что полкач приказал ночью вести беспокоящий огонь в сторону кишлака, боеприпасов хватает. А утром рано на проческу, надо успеть до ветра, а то если "афганец" подымет песок с пылью, то пиз...ец. Нас наверняка вертушки поддерживать будут, а то получится как в Шолбофоне, когда пехоту из соседнего полка свои же вертушки ракетами накрыли.

-- Ты мужиков из санчасти хорошо знаешь? -- спросил я Туркмена.

-- Ну как тебе сказать, общаемся, в общем.

-- Шириво можешь у них выцепить, морфия пару стекол хотя бы.

-- Да не знаю, спрошу, в общем. А чего это ты морфий захотел? Сейчас у мужиков героина возьмем.

-- Да героин бадяжить надо и все такое, хлопотно, а морфий набрал, ширнулся, и нет проблем.

-- Ты что, Юра, вмазаться захотел? -- спросил удивленно Туркмен.

-- Да не сейчас, завтра кишлак чесать будем, а там мало ли чего, я боли не выношу, если что, то ширнусь, а потом пусть хоть в "цинковый фрак" одевают.

-- Ладно, сделаем.

-- И "баян" возьми.

-- А твой где?

-- Разбил, давно еще.

-- Ну ладно, возьму, какой базар.

БТР наш резко остановился, я стукнулся головой об крышку люка.

-- Приехали, -- сказал Туркмен, посмотрев на меня, и засмеялся, увидев, как я долбанулся башкой.

-- Тормозить надо плавно, водила ты липовый, -- сказал я Туркмену.

-- Так точно, товарищ сержант. Каску надо одевать, Юрик.

Я спрыгнул и осмотрелся: уже изрядно стемнело, на горизонте показался серп луны, это хорошо, что ночь лунная, из-за луны опасность налета резко снижалась, и наблюдающим было намного легче. За мной следом спрыгнул Хасан и Туркмен, рядом стояла палатка медиков и несколько "таблеток".

-- Ну, я пошел к земляку, заодно и позову какого-нибудь айболита, -сказал Туркмен и, махнув рукой, пошел в палатку. Спустя примерно минуту из палатки вышел капитан медиков и, подойдя к нам, спросил:

-- С чем пожаловали, воины?

-- С раненым, товарищ капитан, -- ответил я.

-- А кто ранен-то, носилки надо?

-- Да нет, вроде не надо, --ответил Хасан.

Я постучал по крышке десантного люка и крикнул:

-- Урал, Качок! Ну че вы там?

-- Уже выходим, Качок спал как убитый, еле разбудил, -- ответил Урал открыв люк.

Потом показалась голова Качка с сонной рожей.

-- Где мы? -- спросил он сонным голосом.

-- В раю, Качок, ты помер и в рай попал, вот ангел стоит, -- сказал Хасан, показывая на капитана.

-- Да пошел ты, Хасан, знаешь куда? -- пробубнил Качок и, держась за бок, вылез из люка.

-- Сам можешь идти? -- спросил капитан Качка.

-- Да, могу.

-- Ну все, ребята, отремонтируем мы вашего товарища, будет как новый, а вы можете ехать.

Мы сели рядом с БТРом и стали ждать Туркмена. Минут через десять появился Туркмен и, подойдя к нам, бодро сказал:

-- Ну че, заколебались, наверно, меня ждать?

-- Да нам, в общем-то, похеру, или здесь сидеть или на блоке, -сказал, вставая, Хасан.

-- Тогда прыгаем и поехали, -- воскликнул Туркмен и, ударив меня по плечу, добавил:

-- Все нормально Юра, сделал все, что ты просил.

-- Ну, я не сомневался, ты, Туркмен, всегда все делаешь как надо.

Туркмен протянул мне сверток из бумаги со словами:

-- На, держи, здесь "баян", пара стекол морфия и пара промедола.

-- Ну ты, Туркмен, молодец, я твой должник.

-- Да ладно, сочтемся, -- сказал Туркмен, залезая на БТР.

Я запрыгнул в десантный люк, и мы тронулись с места.

Подъехав к блокам, мы стали между танком и БТРом Грека. Луна заметно поднялась, и стало более или менее светло, даже вдали вырисовывались силуэты, с одной стороны -- танка, с другой -- БТРа.

-- Ну что, мужики, может браги вмажем на ночь грядущую, и заодно похаваем? -- спросил я пацанов.

-- Глупый вопрос, конечно же, вмажем, -- сказал Урал.

-- Не, подождите немного, я к танкистам за чарсом смотаюсь, -предложил Хасан, и подозвав Сапога, сказал:

-- Возьми большую фляжку, пластмассовая которая. Понял? И набери в нее браги, только не разливай, а то я тебя задушу.

Сапог, сняв свою флягу с ремня, начал шариться по отсеку, ища вторую фляжку в полумраке.

-- В вещмешке моем возьми, тормоз, а то до утра будешь здесь лазить, -сказал я Сапогу, и показал пальцем, где лежал мой вещмешок.

Сапог, недолго порывшись в мешке, нашел фляжку и вылез на броню за брагой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии