Экипаж Меконга

— Сейчас разберемся, — сказал Николай, ставя на раздвижной столик пустую миску. — Валерик, будь добр, назови серьезных яхтсменов.

Валерка нес вахту у румпеля и с улыбкой прислушивался к разговору. Он начал перечислять:

— Джек Лондон, Жюль Верн, Мопассан, Серафимович, Куприн, Хемингуэй…

— Эйнштейн, — добавил Юра.

— Достаточно, — заключил Николай и не без ехидства посмотрел на Валю. — Что вы скажете теперь, сеньорита?

— Конечно, были и среди яхтсменов некоторые исключения, — промямлила Валя и вдруг напустилась на Юру: — И нечего ухмыляться с победоносным видом!

— Действительно, — заметила Рита. — Трое против одной — разве можно так спорить?

После обеда складывали посуду в сетку-авоську и спускали на веревке с кормы. Миски бренчали в тугой кильватерной струе и вымывались дочиста.

Погода стояла великолепная. Все пятеро не носили ничего, кроме купального минимума и защитных очков, и основательно загорели.

— Прав был Чарлз Дарвин, — заметил однажды Николай. — Помните «Путешествие на Бигле»? Он пишет, что белый человек, когда купается рядом с таитянином, выглядит очень неважно. Темная кожа естественнее белой.

Валя подняла голову от книжки, хотела было возразить, но, взглянув на коричневые плечи Николая, промолчала.

Когда солнце слишком уж припекало, коммодор Потапкин приказывал становиться на якорь. Мигом пустела палуба «Меконга». Купались, ныряли, гонялись друг за другом в прозрачной воде. По очереди надевали маску и ласты и путешествовали по песчаному морскому дну с ружьем для подводной стрельбы.

Холодок в отношениях между Валей и Ритой понемногу таял. Из женской солидарности Рита поддерживала Валю в частых спорах. Иногда они уединялись, насколько возможно это на тесной яхте, и подолгу разговаривали о чем-то своем. Вернее — Валя рассказывала о себе, о диссертации, о том, какой Юра бывает противный и невнимательный. Рита слушала улыбаясь.

Море, солнце и движение делали свое дело. Рита повеселела, загорела и сама ужасалась своему аппетиту. Город, тревога, огорчения последних месяцев — все это отодвинулось, задернулось синим пологом моря и неба.

Был лунный вечер. Черное небо — сплошь в серебряных брызгах звездной росы. Слегка покачиваясь, бежал «Меконг» по черной воде, оставляя за собой переливающееся серебро кильватерной дорожки.

Рите не хотелось спать. Она сидела в корме, обхватив руками колени. Рядом полулежал Николай. Его вахта подходила к концу, но он не торопился будить Валерку, спавшего в каюте.

Тишина, море, вечер… Николай закрыл глаза. «Коснуться рук твоих не смею», — всплыл вдруг в памяти обрывок стиха.

— Я вспомнила детство, — сказала Рита. — Только в детстве были такие вот тихие звездные ночи.

Ее голос наплывал будто издалека.

— Какая странная сила у моря, — медленно продолжала она. — Оно словно смывает все с души…

«Коснуться рук твоих не смею», — беззвучно повторял он.

— Ты слышишь меня?

— Да. — Николай открыл глаза.

— Только теперь я, кажется, поняла, почему в моем роду было много моряков…

А на носу «Меконга», за стакселем, облитым лунным светом, сидели Валя и Юра. Валя положила черноволосую голову на Юрино плечо и зачарованно смотрела на море и звезды.

— Смотри, какая яркая, — шепнула она, указав на золотистую звезду.

В той части горизонта небо было чуть светлее и отсвечивало синевой.

— Это Венера, — сказал Юра. — А знаешь, греки считали Венеру за две звезды: вечернюю, западную — Веспер, и утреннюю, восточную — Фосфор. Правда, Пифагор еще тогда утверждал, что это одна планета.

— Вечно ты со своими комментариями! — недовольно протянула Валя. — Не можешь просто сидеть и смотреть на природу…

Вдруг она оглянулась и высунула из-за стакселя любопытный нос.

— Интересно, о чем они разговаривают? — прошептала она. — Как ты думаешь, какие у них отношения?

— Не знаю.

— Юрик, умоляю!

— Говорю — не знаю. — Юра счел нужным добавить: — У вас есть женская классификация: ходят, встречаются, хорошо относятся, еще что-то. Все это не подходит. Лучше всего — не вмешивайся.

— Ну и глупо!

Валя отодвинулась. Рекс, лежавший рядом, вильнул обрубком хвоста. Она машинально погладила пса по теплой голове.

Юра спустился в каюту и вынес фотоаппарат.

— Редкий документальный кадр, — пробормотал он, нацеливаясь объективом на Валю и Рекса. — Всегда была против пса, и вдруг… Вот что делает лунный свет…

Он щелкнул затвором и сказал:

— Если что-нибудь выйдет, я увеличу этот снимок и сделаю на нем надпись:

Ночь светла; в небесном поле

Ходит Веспер золотой.
Старый дог плывет в гондоле
С догарессой молодой.

— У Пушкина не дог, а дож, — поправила Валя. — Венецианский дож.

— А у нас — дог. Правда, не старый, но все же дог. В переводе с английского — пес.

Валя махнула рукой и пошла спать.

Опаленный солнцем архипелаг…