Катера плясали на волнах, их швыряло из стороны в сторону, но стволовые — по большей части бывшие морские артиллеристы — не отрывались от штурвалов наводки и скрещивали струи на основании факела, чтобы оторвать пламя от поверхности моря.
Ночь или уже день? Не понять…
Но вот клинки водяных мечей срезали под корень огненный столб. В последний раз пламя взметнулось к небу — и потухло.
И сразу — темно. Нет, не темно: уже занимается рассвет. Неужели целая ночь прошла?..
Еще ревел потухший фонтан, но рев ослабевал с каждой минутой. Море успокоилось, стало гладким. Только в месте выхода газовых струй еще бурлила вода.
Боцман Мехти попросил капитан-лейтенанта подойти как можно ближе к отмели. Он долго разглядывал черный остов яхты.
Капитан-лейтенант тронул его за плечо. Мехти молча отдал бинокль. Медленно спустился в каюту, лег на маленький диванчик, повернувшись к стене.
Взревели моторы. Катер пошел прочь от острова Ипатия, которого больше не существовало.
Глава девятая,
— Вы не понимаете, — сказал он, — кто я и что я такое. Я покажу вам. Как бог свят, я покажу вам!
В наш век подсчитано все, даже скорость распространения слухов. Знаменитый популяризатор Я. И. Перельман приводит такой расчет: новость, известная одному человеку, через два с половиной часа будет известна пятидесяти тысячам при условии, что каждый узнавший новость расскажет о ней только троим.
Пожалуй, с еще большей скоростью в городе распространился слух о появлении на улице человека-призрака…
— Полноте! — говорили одни. — В наш век среди бела дня призрак разгуливает по городу? Ну, знаете…
— Невероятно, но факт! — говорили другие. — Человек в обычной одежде, не в какой-нибудь там белой простыне, прошел сквозь мчащийся автобус. Люди видели своими глазами!
Особенно много пересудов шло о странной гибели человека-призрака. Правда, многие утверждали, что он вовсе не погиб. Говорили, что он…
Впрочем, расскажем все по порядку.
Опрятин сидел на Приморском бульваре. Мимо сплошным потоком шли гуляющие: в жаркие летние вечера весь город устремлялся к морю.
Из тира доносились сухие щелчки пневматических ружей. Из музыкальной раковины плыли могучие звуки Первого концерта Чайковского. Охрипший голос, усиленный динамиком, извещал, что морская прогулка — лучший вид отдыха. То ли реклама действовала, то ли погода, но у катерного причала стоял длинный хвост желающих прокатиться по бухте.
На скамейках — ни одного свободного места. Слева от Опрятина ели мороженое и смеялись. Справа — грызли семечки и смеялись. «Весело им! — с неприязнью подумал Опрятин. — Сидят и гогочут!»
Вообще он выбрал не слишком удачное место. Рядом группка парней обступила пружинный силомер. Они по очереди пытались соединить тугие рукоятки, не сводя выпученных глаз с пестрого циферблата со стрелкой. Стрелка указывала силу в неизвестных единицах.
Звонил звонок, радостно мигали лампочки силомера, парни вышучивали и подстрекали друг друга.
Николай Илларионович никак не мог собраться с мыслями. Такого с ним никогда еще не бывало, и это злило его.
Всего два часа назад он возвратился с острова. Сойдя с моторки на причал, он взял такси и поехал домой. Здесь была его крепость. За ее надежными стенами он отдыхал от дневных дел и забот, от глупцов и завистников, каковыми считал он большую часть рода человеческого.
Но сегодня одиночество не принесло ему обычного спокойствия. Он был потрясен случившимся…
Холодный душ не помог справиться с сумятицей мыслей. Опрятин обнаружил, что под левым глазом неприятно бьется жилка. Он внимательно посмотрел на себя в зеркало. Прижал пальцем жилку; она продолжала пульсировать.
Он постоял перед шкафчиками с фарфором. Повертел в руках маленького Будду китайской работы — гордость своей коллекции.
Нет, невозможно одному…
Он поставил Будду на место и, стараясь не смотреть на диван, вышел в переднюю.
На диване еще совсем недавно спал Бенедиктов.
Надо куда-то идти. Опрятин надел соломенную шляпу и пошел на бульвар.
Шарканье ног по аллеям, обрывки разговоров, музыка, всплески смеха. Звонки силомера. Кажется, Бугров имел какое-то отношение к уличным силомерам.
Подозревает ли что-нибудь эта горилла?
Нет. Конечно, нет. Не в первый раз Бенедиктов остается один в островной лаборатории.
Как же это случилось?