Юрий Павлович покурил, посветил в темноте угольком своей сигареты и опять заговорил:
— Странный ты малый, викинг! Не пойму я тебя, хоть убей… Вот смотрел, как ты надрываешься с этими котцами, и думал: «На кой ему все это, на кой черт это самоистязание?»
— Ты в конструкторском работаешь? — вместо ответа спросил Иван.
— Да…
— Не нравится?
— А… такая же дыра, как везде.
— Невеселый ты человек, Юра.
— Чего ж веселого… Помнишь у Екклезиаста?.. «Кто умножает познания, тот умножает скорбь»… Я, понимаешь, рос в некотором роде вундеркиндом. Дед — профессор, величина!.. Отец тоже был большим человеком… Мне не надо было ходить в библиотеки или рыскать по букинистам. Стоило протянуть руку, и я мог взять с полок в дедовском кабинете все, что угодно: Спенсера, Гегеля, коран, Энгельса, Ницше, «Исповедь» Толстого… Ого-го, я задавал задачки учителям! Они, бедные, не знали, как от меня избавиться. А все почему? Да потому что сами они интеллектуально ленивы. Я же презираю этот вид лени больше всего. А потом уже в институте я задавал задачки преподавателям общественных дисциплин… Да что они могут? Если тут, — огонек Юриной сигареты в сумраке палатки описал дугу и остановился у его гладкого небольшого лба, — больше, чем у них, если иные из них сами не верят в то, о чем говорят с кафедры… Отсюда, викинг, мой скептицизм и мой пессимизм… Позднее, когда началось, так сказать, мое познание жизни, я тоже встречал таких: говорят высокие слова, толкают лозунги, призывы, а сами не верят… — Старший затянулся сигаретой и продолжал: — Я часто менял места работы, изъездил полстраны, побывал на севере и на юге, и чем больше познавал жизнь, тем тоскливее мне становилось. Я смотрел на этих «гитарных» мальчиков с патлами и думал — пещерные люди! А ведь и они идут нам на смену. Откуда они, что их породило, какая почва питала? — задавал я себе вопрос. И пришел к выводу — их воспитали такими. Все родятся одинаковыми, все в виде чистых досок, что напишешь, то и будет. Да только писать-то должен умный человек… А возьми хотя бы наш лагерь… Ведь кого только не встретишь среди наших вожатых! Здесь и завскладом, и пожарник, и мальчики-безобразники, и девчушки-хохотушки, в общем, люди, которые не очень нужны на производстве. Хороших работников начальники не любят отпускать. Ну вот баба-яга… Это же тупица, каких свет не видывал! Помнится, ты сказал не так давно… «Меня с детства приучили делать все на совесть, если уж взялся»… А какой смысл, викинг? Какой смысл во всей твоей деятельности? Что от этого изменится? Разъедутся твои пацаны по домам, и их будут воспитывать родители, школа, на нуль сведут следы, которые ты, допустим, и оставил в психике парнишки. Вытравят! Пшик из всей твоей кипучей деятельности получится. Потому что здесь железный круг: невоспитанные родители посылают детей к невоспитанным же педагогам. И получаются уж вовсе испорченные люди, которые затем сами становятся родителями и педагогами. И выхода из этого круга нет…
«Нытик! Распустил слюни, слушать тошно!» — чуть было не сказал Иван, но сдержался. Чувствовал, что Юрия Павловича надо бить его же оружием — логикой.
— Во-первых, не все родители и не все школы плохие, — заговорил Иван, — а во-вторых, знаешь, Юра, мне уже не раз приходилось сталкиваться с такими вот рассуждениями: все скверно, все прокисло, весь мир — дыра, ну, хоть ложись да помирай! И каждый раз я слушаю и думаю… если человек критикует всех и все, то сам собой напрашивается вывод: человек этот считает себя не каким-нибудь там…, а причисляет себя к умнейшим, к мыслителям. А коль так, думаю я, вот ему и простенький вопросик: «Что же ты предлагаешь?» Да! Что ты, все понимающий и все познавший, предлагаешь? Ведь наверняка у тебя есть свои соображения, их просто не может не быть! Иначе ты бы давно должен был, ну… повеситься или… А коль живешь, значит, на что-то надеешься, значит, у тебя есть, по-научному говоря, своя позитивная программа… Вот и тебе, Юра, я задаю этот простенький вопросик: «Что ты предлагаешь?» Какие у тебя соображения насчет системы воспитания? Очень бы хотелось услышать, честное слово!
— Хм… — Юрий Павлович помолчал, закурил новую сигарету. — Ну, есть у меня свое мнение, но толку-то что…
— А ты говори, говори… мне это, понимаешь, интересно. Я ведь, признаться, до самого последнего времени никогда не задумывался…
— Понимаешь, Ваня… первое, что, по-моему, надо сделать — это… пять, ну десять детишек, а к ним приставлены воспитатели и преподаватели… Вот когда будет индивидуальный подход, согласись! А когда их сорок обормотов на шее у молоденькой учительницы, ну, не анекдот ли рассуждать об индивидуальном подходе!
— Утопия, Юра, — вздохнул Иван. — Это бы люди только и гнули хребет, что на воспитание…