Экклезиология вступления в клир

8. Все изложенное относительно первого момента таинства поставления указывает на то, что этот момент претерпел настолько значительные изменения, что фактически оказался почти несуществующим. Если епископы и продолжают избираться собором, то это избрание не имеет своего первоначального значения, а является, собственно говоря, коллективным назначением будущего епископа в ту церковь, которая его не знает и которой он также не знает. Подобным же образом, в большинстве автокефальных церквей, пресвитеры и прочие клирики назначаются епископом. В том или ином виде идея назначения заменила собою идею избрания. Эта идея выпала из церковного сознания не только в силу стремления епископов присвоить себе право избирать клириков, но и в силу изменения церковного устройства, при котором избрание с трудом могло найти место; а если даже оно и имело место, то оно стало отельным актом, выделившимся из таинства поставления, предварительным моментом, но не составной частью самого таинства. Современное догматическое богословие рассматривает таинство поставления как священнодействие. Если оно говорит об избрании кандидатов, то оно придает этому предварительному моменту правовое значение, т. е. оно говорит о том, кому принадлежит право обозначать кандидатов на служение священства. С точки зрения первоначального учения о Церкви не имеет значения, кому принадлежит это право, народу или епископам. Когда народ избирал тех, которые предназначались к служению священства, то это не было правом народа. Избрание в древности не носило правового характера. Избрание имело целью выявить волю Божию, которая открывалась в Церкви; оно имело задачей открыть того, кто предназначен Богом. Это было служением народа как целого, а не его правом.

Однако то, что потеряло догматическое богословие, сохранила литургическая жизнь Церкви. В современных чинах поставления имеется привод ставленника с троекратным возглашением: «повели, повелите, повели, преосвященнейший владыкой!» Эти возглашения в настоящее время не имеют смысла, т. к. за ними ничего не лежит. Они являются остатком того, что содержалось в Древней Церкви и что в ней имело свой смысл и свое значение. Несомненно, что эти возгласы взяты из императорского византийского церемониала, но они не были введены в чин последования, как нечто новое, чего раньше в нем не было. Они заменили в нем то, что в нем имелось, или, точнее, придали этому содержанию новую форму. Возглас «κέλευσον» в императорском церемониале обозначал испрашивание согласия императора на совершение того или иного действия. Из трех возгласов, последний — «повели, преосвященнейший владыко» — относится к рукополагающему епископу, первый — «повели» — вероятно относится к самому ставленнику, второй — «повелите» — не может относиться ни к епископу, ни к ставленнику. Множественное число возгласа «повелите» может указывать только на обращение к народу за получением его согласия на поставление клирика [36]. В Древней Церкви поставление, как и любой церковный акт, требовал предварительного согласия всей местной церкви, причем — даже в том случае, когда поставляемый ею избирался. Как указано выше, роль епископов, съезжавшихся на поставление, заключалась в том, чтобы удостовериться в согласии народа на поставление данного лица. По сравнению с «Апостольскими постановлениями», где этот момент согласия особенно подчеркнут, в современных чинах изменилась только форма согласия, а существо осталось тем же, что было и раньше [37]. Оно сохранилось в литургической памяти, хотя в настоящее время никто больше не спрашивает согласия ни пресвитеров, ни народа.